Форум

История честного мальчика. С прологом и эпилогом. The end.

Авторы - Стэн Марш и Солдат Вселенной

Глава III

Вернувшаяся через несколько часов Раечка застала мужа сидящим в кресле с совершенно непривычным ей выражением холеного лица: содержало оно смесь испуга, непонимания и ожидания. Чуткое супружеское сердце сразу заподозрило, что произошло нечто неприятное и нехорошее, а привыкший калькулировать мозг мгновенно проанализировал, не связано ли это «неприятное и нехорошее» именно с ней и, возможно, ее посещениями парикмахерской. В связи с тем, что сальдо сложилось в ее пользу, Раиса Шмальц заботливо бросилась к супругу:

- Что? Что, Аполлоша?
- Вот… - растерянно пробормотал Аполлон Венедиктович, протягивая ей бумагу.
- Опять коммуналку повысили??? Сатрапы!!! – воспылала праведным гневом Раечка, принимая бумагу из рук мужа и впиваясь в нее взглядом.
- Если бы… - простонал супруг.

«В связи с участившимися... приглашаем для разъяснений....явка обязательна.... Общество с повышенной ответственностью...»
Цепкий бухгалтерский взгляд привычно и быстро пробежал текст и наткнулся на сделанную в самом низу листа очень мелким, почти микроскопическим шрифтом, приписку. Как уже не раз убеждалась опытный специалист Шмальц, именно таким нечитабельным шрифтом всегда и везде писалось самое главное – в надежде, что не в каждом доме имеется в наличии лупа с 35-кратным увеличением, и не все смогут разобрать и принять к сведению это самое «главное». А отговорки о полном неведении про смысл написанного уважительной причиной для неисполнения оного никогда не считались.
«В случае неявки, будет составлен акт, который является основанием для принятия соответствующих мер компетентными органами. При себе иметь справку о доходах» - вот что гласила злопакостная приписка.

Мысли Раечки развили первую космическую скорость. Такие весьма обыденные, и, что и говорить, приятно-многообещающие слова, как «акт» и «органы», вдруг очень неприятно связались с отвратительным словосочетанием - «таким образом, было установлено» и, совсем уж пакостным словом, - «злоупотребления».
Пока несчастный Аполлоша обессилено восседал в кресле, закатив глаза к потолку и схватившись за сердце, супруга Шмальц решала, что еще из семейного имущества должно как можно скорее присоединиться к собольей шубке, безопасно висящей в шкафу подруги, на тот случай, если «компетентные органы» распространят свою компетенцию дальше применения ремня «от Гуччи».
Кроме того, Раиса неожиданно вспомнила, что она уже давным-давно не проходила курсы повышения квалификации, и длительную выездную командировку на эти самые курсы ей нужно не позднее, как завтра, всенепременно на работе организовать.

- Что же это… Как же это… Куда это… Зачем это… - приняв позу мыслителя, сокрушался Аполлон.
- Милый, - решительно обратилась к супругу Раиса, - ровным счетом ничего страшного не произошло. Ну, сходишь ты завтра в это самое… - она брезгливо взглянула в бумагу, - общество с повышенной ответственностью. -
В конце концов, ты отец и имеешь право! Ты гражданин, и никто не может лишить тебя ни права воспитывать Борьку, ни твоего «Гуччи»! Взяли, понимаешь ли, моду указывать! Да кто они такие вообще?

Принесенная супругой рюмочка сливовой немного вернула Аполлошу к жизни, а после пятой он уже грозно потрясал кулаком в сторону входной двери, гневно восклицая:
- Я им!!! Я им покажу!!! Я их самих «Гуччей»!!!
Через час после ужина Раечка немалыми усилиями уложила любимого супруга, пытающегося немедленно проследовать к месту вызова (с целью все и всем показать, в том числе, и замечательные воспитательные свойства ремня «от Гуччи») в супружескую постель.
Отправился спать и Борька, проведший остаток дня в своей комнате, в смятении то ковыряя в носу, то считая мух на потолке, в общем, волнуясь и серьезно переживая за своё будущее.

Ночь для семейства Шмальц прошла беспокойно. С каждым часом хмель покидал Аполлона Венедиктовича, прихватывая с собой смелость и решимость «все всем показать», и он то и дело беспокойно ворочался, постанывая и вскрикивая. Раечка маялась тревожными мыслями о том, как ей в наикратчайший срок оформить с утра командировку, да так, чтобы прямо с работы поспешить на вокзал и унестись в поезде в далекие дали за знаниями о новых положениях бухгалтерского учета. Борька крутился на кровати, ощущая, что в жизни его грядут кардинальные перемены, и теперь все будет не так, как он привык, но никак не мог сформулировать своё отношение к происходящему по причине банального своего скудоумия. С одной стороны, думал Борис, конечно же хорошо, что «Гуччи» от папы будет меньше, а то не будет и вовсе; но, с другой стороны, вместе с «Гуччей» может ведь исчезнуть традиционная послепорочная мороженка и другие полагающиеся, безусловно, справедливо и за дело выпоротому Борьке задабривающие элементы.

Утром Раиса Шмальц поднялась ни свет, ни заря с целью избежать раннего завтрака и чаепития в кругу семьи. Бухгалтерский инстинкт подсказывал ей, что Аполлоша начнет клянчить идти «ТУДА» вместе с ним, держа его «за ручку», а это в ее планы совершенно не входило.

Проснувшись с тяжелой «после вчерашнего» головой и кое-как поднявшись с кровати, Аполлон Венедиктович, поэтапно восстанавливая в памяти события вчерашнего вечера, тяжело и обреченно вздохнул, осознав, наконец, что от похода в Общество с повышенной ответственностью «Юный ювенальщик» ему никак не отвертеться. Сказав (ну так, на всякий пожарный, мало ли…) уходящему в школу сыну: «Ну, давай, Борюсик, удачи в школе», Аполлоша горестно принялся собираться.
В связи с тем, что герой наш был человеком во всех отношениях интеллигентным и импозантным, можно даже сказать – человеком голубых кровей (ему очень нравилось и льстило, когда коллеги по цеху перешептывались за его спиной, называя его «интеллигентом вшивым»), Аполлон Венедиктович долго сомневался, стоит ли ему надеть для визита ремень «от Гуччи», дабы сразу подчеркнуть свою статусность.
«Пусть сходу видят, что пред ними не просто люмпен или сантехник какой, и вести себя этим клеркам и бездельникам, проедающим государственные деньги, с ним – с Аполлоном Венедиктовичем Шмальцем, следует уважительно и, соблюдая должный пиетет».

Однако, вспомнив, что вместе со своей персоной ему необходимо доставить в ОПО «Юный ювенальщик» и справку о доходах, и, трезво оценив свои доходы за последний год и стоимость «Гуччи», Аполлон Венедиктович от своей затеи с сожалением отказался.

Подходя к филиалу номер пять городской администрации, Аполлон Шмальц воровато огляделся, высматривая, нет ли поблизости знакомых, которые потом, чего доброго, начнут расспрашивать его о цели визита («что это приличный человек может забыть в таких инстанциях» - объясняйся потом, что ничего такого… и вообще, ничего общего он не имеет… и всегда подальше от этих нахлебников на шее честного народа…) и, нервно комкая в кармане повестку и справку о доходах, быстро шмыгнул внутрь.
Невольно вжимая голову в плечи, Аполлон Венедиктович промчался по уже знакомому пути по коридору к нужному крылу.
Здесь, как и в первый раз, было людно. Толпились в основном мужчины разных возрастов, но среди них было и несколько женщин, почему-то стыдливо опустивших глаза.
«Это же они за справками, что они мамА! – догадался Аполлон. – Какой афронт!» - ужаснулся он.

Нащупав в кармане повестку и решив не томить себя мучительным ожиданием в очереди (чем быстрее выйду отсюда, тем быстрее попаду к Зинке) Аполлон Венедиктович, зажмурив глаза, решительно взялся за ручку двери.
- Вы это куда, гражданин? Здесь очередь! – визгливо закричала одна из женщин.
Растерявшийся от неожиданности Аполлон забыл все имеющиеся в его богатом лексиконе непотребности, подходящие к данному случаю, и проблеял:
- Эээ… я только спросить…
- Очередь «только спросить» - вот, – деловито указав рукой на самую многочисленную кучку людей, объяснил молодой здоровяк, на котором, как сразу оценил опытный взгляд Аполлоши, был не только ремень «от Гуччи», но и даже весь костюм. – А это – очередь «по талонам». А это, - махнул здоровяк рукой в другую сторону – «живая очередь». Вам в какую?

Аполлон, было, замешкался, но тут, на свое счастье, увидел выходящую из другого кабинета, как ее…Синицыну...то есть... Таню Цветкову.
- Здравствуй…ТЕ, эээ…я папа Бориса… из 6-бэ… - заулыбался Аполлон, - не могли бы Вы…
- Конечно. – любезно кивнула та и, решительно открыв двери нужного кабинета, громко, к ужасу Аполлоши, заявила – Джон Иванович, к Вам по делу Бориса Шмальца.
Не дожидаясь, пока будут озвучены его полное имя и адрес, Аполлон Венедиктович проскользнул в кабинет.

- Проходите. Присаживайтесь…пока… – сухо произнес Хозяин кабинета – молодой очкарик, напомнивший Аполлону какого-то известного академика, выдержку из научного труда которого он на днях декламировал своим коллегам-овощебазникам в обеденный перерыв.
Аполлон Венедиктович примостился на краешек стула, вытирая шелковым носовым платком почему-то сразу вспотевшие ладони и поглядывая на настольную лампу. Ему показалось, что сейчас эту лампу направят ему в глаза и заставят признаться в порках Борьки каждые 30 минут и совсем не в воспитательных целях.
Однако Джон Иванович, отодвинув бумаги, сказал: «Ок, let`s get started. Приступим», из чего Аполлоша уловил только знакомое его уху «ОК».
- Что ж Вы так, уважаемый, только справочку получили и уже нарушаем?
- Честное слово, я… - Аполлоша всплеснул руками, прижав их к груди.
- Во всем нужен порядок. – назидательно произнес Джон Иванович и начал щелкать по клавиатуре, задавая Шмальцу совершенно ненужные и нелепые, на его взгляд, вопросы.
«Как часто порете?», «Чем именно?», «Каким ремнем?» (тут, отвечая, Аполлон Венедиктович несколько запнулся, решив сначала, сказать, что воспитывает он Бориса исключительно поясом от банного махрового халата супруги, но природная горделивость и чувство собственного достоинства вынудили его, потупив взгляд, выговорить: «Ремнем от Гуччи»), «За что?», «В какой день недели?», «Сколько ударов?», «В какой позе?», «Сколько синяков после порки и какие они?», «При свидетелях ли происходит порка?» и прочее, прочее, прочее…

Все это Джон Иванович тщательно заносил в память компьютера, в связи с чем у Аполлона появилось очень неприятное ощущение, что на него уже составлено полное досье, на котором будет красоваться суровая печать: «Хранить 75 лет!»

Закончив заполнять анкету, Джон Иванович потребовал от Аполлона справку о доходах, внимательно изучил ее, сунул в какую-то папку, а потом неожиданно доброжелательно улыбнулся.
- Наша цель, уважаемый Аполлон Венедиктович, - это гармоничные и доброжелательные отношения в ячейке общества. А точнее, правильное отношение к воспитанию молодого поколения, следствием которого должно стать чувство благодарности со стороны воспитуемого в отношении воспитателя и чувство выполненного долга со стороны воспитателя по отношению к воспитуемому. Поэтому, никакие излишества и несанкционированный подход к воспитанию – недопустимы. Все должно быть строго по правилам и регламенту.
- Значит, пороть нельзя? – нерешительно спросил Аполлон Венедиктович в надежде, что он сейчас даст «честное слово», и его отпустят из этого богомерзкого заведения с миром.

Он уже скрестил в кармане пальцы, собираясь дать «честное слово», но тут Джон Иванович произнес:
- Пороть нельзя. Но можно. Если подходить к этому вопросу с точки зрения эвристической формы познания системой строго выверенных и прошедших апробацию принципов, методов, правил и норм. А в особенности нужно подходить к вопросу воспитания с эпистемологической точки зрения.
Аполлоша выпучил на Джона Ивановича глаза, силясь переварить сказанное.

- Вот, скажем, небольшой пример, уважаемый господин Шмальц. Вы сына порете «ремнем от Гуччи». А Вы знаете, к каким последствиям в будущем это может привести?
- А к каким? – испуганно прошептал Аполлон.
- К ка-та-стро-фи-чес-ким! – припечатал Джон Иванович. – Дети, знаете ли, очень чувствительны. Нервная система у них весьма и весьма неустойчива. А если другие дети, например, одноклассники вашего Бориса, узнают об этом? Вы представляете, к чему это может привести???
- К чему? – едва выдавил из себя Аполлоша.
- К нервному срыву. Вот к чему. Узнав о том, что их товарища порют «ремнем от Гуччи», они могут ощутить свою неполноценность. Не у каждых родителей есть возможность позволить себе пороть своего ребенка «Гуччи». Хуже того, им в голову может даже придти крамольная мысль, что родители недостаточно любят их, если порют драным дешевым ремнем или наспех сорванным с куста прутом, или старой скакалкой. Или хуже того, шнуром от неисправного и ненужного электроприбора. Они могут подумать, что они тоже не нужны, как старый кипятильник или неисправная зарядка. Дети очень тонко чувствуют несправедливость, особенно социальную. А вот Ваш Борис, напротив, может возгордиться, ощутив свое превосходство. Это приведет к высокомерию, неумению жить на равных в социуме. Видите, уважаемый, к чему может привести Ваш «Гуччи»! Конфликт между самими детьми, разлаженные отношения с родителями и комплексы неполноценности у одних и неправильное развитие личности и непонимание своего места в обществе у другого.
- Что же делать? – растерянно спросил Аполлон Венедиктович, мысленно возрадовавшись, что пороть паршивца Борьку всё-таки не запрещено категорически.
- Study, study and study again. Учиться, учиться и еще раз учиться. У нас Вы пройдете специальный курс «Сlever parents». Умные родители. После изучения теоретической части – сдадите зачет и получите сертификат, который даст Вам право производить воспитательные процедуры согласно регламенту. Вот, например, - с этими словами Джон Иванович вытащил из стола стопу ярких брошюр, напечатанных на дорогой мелованной бумаге.
Он протянул одну из них Аполлону. Тот недоуменно начал разглядывать ее. «Синяки после порки и их градация».
На обратной стороне обложки было написано: «Не для коммерческого использования. Издано на деньги благотворителей и грандодателей».
Джон Иванович подвинул стопу брошюр к очумелому Аполлону Шмальцу.
- Идите, уважаемый, штудируйте литературу. Если будут вопросы – милости просим. Комиссионная сдача зачета – через месяц. До сдачи зачета – никаких самовольных и несанкционированных воспитательных процедур. Иначе… - чиновник строго помахал пальцем перед носом АВ. – Всего Вам доброго.

Кое-как распихав стопку в подмышки, несчастный Аполлон покинул сей злопакостный кабинет. Присев на лавочку, Аполлон Шмальц, начисто забыв о Зинке, принялся разглядывать брошюры:
«Ремни и их хлесткость», «Нестандартные девайсы для воспитания для суперпродвинутых родителей. Где можно заказать», «Зависимость секущих свойств розог в зависимости от пород дерева», «Полный и исчерпывающий перечень поводов для порки», «Зависимость болючести порки от позы», «Порка для профилактики. Полезно ли?», «Порка при свидетелях для усиления результата от наказания. Статистические иссследования», «Стояние на коленях на различных культурах зерновых», «Лучший угол в комнате по фен-шуй», «Морская и каменная соль. Есть ли разница?» и еще много и много других.

Стоит ли говорить о том, как прожил следующий месяц наш герой? Думаю, читатель и так понимает, что Аполлон Венедиктович страдал теперь не только от несоответствия своего облика и внутреннего мира, от отсутствия возможности снять стресс хоть бы каким из имеющихся способов, но и от буквально пригвоздившей его к дивану необходимости проходить курс «Умные родители», хотя дураком он себя отнюдь не считал.
Однако, убей Бог, Аполлоша совершенно не понимал смысла всех этих педагогических теорий, и хоть в брошюрах и были отсылки на теоретиков и классиков педагогики разных течений, но рассуждения, изложенные в них, были столь запутанны и непонятны, что Аполлон Шмальц предпочел, не мудрствуя лукаво, просто заучивать тексты, не особо вникая в их смысл.

Теперь, разбуди его среди ночи, он без запинки бы ответил все о полезных свойствах зерновых культур, как определить зоны фен-шуй без компаса, а уж полный и исчерпывающий перечень поводов для порки и вовсе отлетал у него от зубов.
Напрочь забыв про Зинку и трёхзвездочный армянский, не видя ничего подозрительного в двухминутных звонках Раечки раз в три дня со ссылкой на «милый, здесь такая плохая связь», и даже не обращая внимания на окончательно распоясавшегося в отсутствии «Гуччи» Борьку, Аполлоша со страхом ждал даты сдачи зачета, до которой оставалось все меньше и меньше времени.

Накануне дня «Х» Аполлон Венедиктович все свободное время посвятил подготовке к экзамену: он погладил брюки, начистил до блеска пастой ГОИ «G» на «Гуччи» и ещё раз просмотрел список экзаменационных вопросов, убедившись, что знает ответы практически на все, и с относительно спокойной душой собрался уже, было, провести ставший традиционным двухминутный сеанс видео связи с Раечкой, как из борькиной комнаты в буквальном смысле заорала музыка.
«Пе-ре-мен! Тре-буют на-ши гла-за! Пе-ре-мен! Тре-буют на-ши серд-ца!!!»
Аполлоша от неожиданности подпрыгнул. Текст песни посеял в нем какую-то непонятную тревогу и предчувствие каких-то непонятных перемен и в его собственной жизни, но он постарался взять себя в руки и, разгневано сунув ноги в розовые тапки-зайцы, направился к сыну, не церемонясь вытолкнув локтем дверь.
-Борька! - взвизгнул Аполлон, силясь перекричать музыку. - А ну, убавь громкость! Живо! А лучше вообще выключи!
-Папа, - приглушив громкость, спокойно и назидательно ответил Борис, - ты что, совсем забыл, что личное пространство неприкосновенно? А моя комната - мое личное пространство. И вообще, почему ты вошёл без стука?!

Аполлон был на пределе. Бузднув дверью так, что в серванте подпрыгнул хрусталь, он, задохнувшись от негодования, цедил себе под нос: «Ну, погоди, паршивец! Ты у меня попляшешь! Вот дай только лицензию получить! Уж я тебя отгуччу, я тебя так отгуччу!». Аполлоша, вдруг, на минуту застыл на месте. «А что, если не сдам? - от ужаса он даже поперхнулся. - Нет, нет, этого не может быть! Не думать об этом, не думать, не притягивать негатив!»

Аполлон Венедиктович достал графин со сливовой, и тут ему на глаза попалась пустая бутылка из-под трехзвездночного французского, принесенная Раечкой от подружки.
Бутылка эта очень пригождалась, когда неожиданно приходили гости, и Аполлоша, быстро сбегав к киоску около дома, взяв там пойла подешевле и перелив его на кухне в брэндовую бутылку, торжественно выносил ее в гостиную и провозглашал: «Франция! А что вы думали! Прошу откушать!»

В голове у Аполлоши вдруг возникла мысль: «Надо дать ему в лапу! Надо дать много, тогда он возьмет! Точно!» - он поднял вверх палец в знак того, что его осенило.

Дальше мысли Аполлона развили не менее космическую скорость, чем раечкины, и он принялся бегать по дому, вытряхая из карманов и прочих заначек всю имеющуюся в его распоряжении наличность. Пересчитав нехитрый улов, Аполлон Венедиктович с грустью констатировал, что на трёхзвездочный никак не хватит.
«Эх, тряхнуть бы борькину копилку, - с досадой подумал он, - так ведь сейчас заведёт этот ювенальщик свою песню про канфаде-, камфите-, тьфу! А то и про прОценты начнет говорить…»

Но отступать Аполлоша не собирался: не долго думая, он заварил покрепче чай и вылил его в дежурную брэндовую емкость, злорадно потирая руки: «Докажите, что не коньяк! Я вам покажу общество с повышенной ответственностью! Вот вы все где у меня!» - Аполлон сжал руку в кулак и потряс ей в воздухе. Тут он вспомнил про стоящий на полочке флакон раечкиных духов «8 марта от Шинель номер 5».
Не долго сомневаясь, он вылил в бутылку достаточное количество парфюма. «Для пущей францужести. И букет будет подходящий!», - мысленно подмигнул себе Аполлон.
Почувствовав вдруг, что фирменной сливовой ему более, чем достаточно, он, гаркнув «Борька, а ну спать!», повалился на диван и захрапел.
Открыв глаза с первым сигналом будильника, на удивление достаточно бодрый Аполлон Венедиктович плотно позавтракал и, заваривая кофе, снова осмотрел стоящую на столе бутылку «взяточного коньяка». Приоткрыв крышечку, он нюхнул и злобно процедил: «Ну суки, контрафактщики!!!!», напрочь забыв, что сам же вчера лил в него чай и духи.
Облачившись в наглаженные накануне брюки, не забыв подпоясать их «Гуччи», прихватив бутылку «коньяка», Аполлон Венедиктович вышел из дома и направился на экзамен.

В холле филиала номер 5 было людно, но тихо, в воздухе висело всеобщее напряжение. Аполлон Венедиктович, стараясь особо ни о чем не думать, дабы не спугнуть положительный настрой и вроде бы имеющиеся в голове знания, встал чуть поодаль от основной толпы.
Дверь кабинета открылась, и из неё вышел уже знакомый нам Джон Иванович, держа в руках лист со списком экзаменующихся.

-Господа, добрый день, - обратился он к присутствующим. - Я буду озвучивать группы по 10 человек; кто услышал свою фамилию, проходит в кабинет. Попрошу внимания.
В первой десятке Аполлона не оказалось, впрочем, как во второй и в третьей тоже.
Аполлон Венедиктович внимательно присматривался к выходящим из кабинета.
Многие, выйдя, начинали бодро поправлять ремни в шлейках брюк, одна дамочка, выскочив из экзаменаторской, тотчас выхватила телефон, и тыкая в кнопки, заверещала: «Спорт лайф? У вас скакалки-недельки есть? Да-да! На каждый день!».
«Сдала!» - подумал Аполллоша.
Но были и несколько таких, которые, выйдя из кабинета, растерянно и неприкаянно шарили глазами и незаметно исчезали из толпы.
«Неудачники!» - мелькнула мысль у Аполлона, но не успел он додумать ее, как услышал:
- Шмальц!
«Экзамен для меня всегда праздник!» - зачем-то шепотом проговорил Аполлон; собрав волю в кулак, он вошёл в кабинет и осмотревшись, подумал:
-Небось все приличные билеты расхватали. Дал же бог фамилию! Был бы какой-нибудь Алябьев, давно бы уж дома Борьку порол, уткнув наглой мордой в лицензию.
Но ход его мыслей прервал вошедший следом за ним Джон Иванович.
-Аполлон Венедиктович, прошу, тяните билет.
Аполлоша почувствовал, как назрела под челкой и, стекая сначала по лбу, потом по носу, повисла на его кончике капля пота.
-Плохой знак, так было перед тем, как с хлебозавода выгнали, - не преминула мелькнуть гадкая мысль.
Однако билет взял.
-Прочтите, - донёсся голос Джона Ивановича.
Сопя и вращая глазами, практически не контролирующий себя от волнения Аполлон силился прочесть вопросы билета; рука конвульсивно дёргалась, пока до него не дошло, что Джон Иванович, не дождавшись озвучки, со словами «Позвольте, я сам прочту» пытается забрать у него листок. Наконец, взяв себя в руки, Аполоша произнёс «Билет номер 47» и на ватных полусогнутых ногах отправился за указанный экзаменатором стол.

В билете оказалось, ни много ни мало, четыре вопроса – три теоретических и один практический.
Ответ на первый - «Дифференциальный метод выбора оптимального девайса при назначении наказания» - Аполлоша написал за считаные секунды, вопрос номер два «Универсальное определение достаточности (окончания) проведения физических мер воспитательного характера» тоже не вызвал у него затруднений; но под номером три значилось «Порка по поводу и без. Альтернативные методы. Обоснование». И вот тут как ни вращал Аполлон глазами, как ни сопел, как ни силился объяснить хотя бы самому себе, отчего же ему так нравилось снимать стресс, чеканя на пятой точке сына многочисленные «G», ничего не выходило.
Зато последний – практический вопрос, у Аполлона Венедиктовича тоже никаких затруднений не вызвал.
«Цветовая визуализация по степеням строгости (умеренная, среднестатистическая, значительная) применения различных девайсов».
Аполлоша охотно схватился за лежащие на столе цветные карандаши и начал залихватски раскрашивать контурные схемы чьей-то пятой точки, показывая, что такое «умеренная», что – «среднестатистическая», а что – «значительная».

Зарисовавшись, Аполлон Венедиктович и не заметил, что остался один на один с экзаменатором.
- Ну? How are you? -Джон Иванович навис над ним. -Вы позволите? - экзаменатор протянул руку.
-Я..э..я..ну..- заискивающе глядя на Джона начал Аполлон Венедиктович, - тут.. эм. .в общем, не все.
-Давайте, давайте, - ободряюще кивнул Джон, - не переживайте, сейчас вместе все разберём. Так, это правильно, это все так, - он бегло просматривал ответы, - ну, все неплохо, Аполлон Венедиктович, вы молодец. А что с третьим вопросом? В чем у вас затруднения?
-Видите ли, Джон Иванович, - как можно более учтиво начал Аполлон, - мы альтернативных методов-с не знаем, не обучены, так сказать-с.
Джон Иванович, было, открыл рот, что-то возразить, но Аполлоша в свойственной ему томной манере вздохнул и (снова следите за руками, господа) выудив из-за пазухи бутылку трехзвездочного французского, поставил ее перед экзаменатором.
-Вот! - заговорщически шепнул Аполлон. - Оттуда, - он многозначительно показал глазами куда-то в сторону. - М? Ну что лицензия? Всего лишь листок. А человека вырастить - вот что важно!
-Да, в общем-то, конечно, что ж мы, не люди что ли? Мы и сами иногда, ну бывает же, со всеми, - как-то рассеяно, не ожидая от себя подобной реакции, оправдывался Джон, доставая из ящика стола и заполняя фирменный бланк Лицензии, скрепив свою подпись сургучной печатью.
Аполлон ликовал: взяв ладонь Джона Ивановича в свои, он так интенсивно тряс ее, так горячо благодарил, что экзаменатор на минуту очнулся:
-Но! Аполлон Венедиктович, чтоб все по формуляру! И нини! - Строго помотал он пальцем перед лицом Аполлоши.
-Конечно! Всенепременно! Не извольте беспокоиться! - Аполлон выхватил из рук Джона Лицензию и, кивнув на прощанье на трёхзвездочный, подмигнул, - оттуда, попробуйте.

Выйдя из филиала номер 5, Аполлон Венедиктович, весело присвистывая и благодаря процветающую во всех отраслях бюрократию, отправился домой, на ходу обдумывая, с какого же пункта начать воспитание распоясавшегося паршивца Борьки.
Проходя по аллее, ведущей напрямую к дому номер 7 по улице Фруктовая, Аполлон Венедиктович заприметил впереди знакомый силуэт. «Ба! Да это ж Зинка! Вот это удача!»-подумалось ему.
Подойдя ближе, Зинка воссияла:
-Аполлоша! Вот так встреча! Где пропадал? И не заходишь даже, - запела официантка сладеньким голоском.
Аполлон, которого просто распирало от собственной значимости, надменно посмотрел на Зинку и степенно произнёс:
-Дела, Зиночка, все дела...
Но ушлая официантка явно не собиралась отступать. Взяв Аполлошу под руку, она принялась томно шептать ему на ухо всякие милые его сердцу непотребства, плавно уводя его от дома номер 7, так что развесивший уши наш герой очнулся только тогда, когда отпустившая его руку Зинка полезла в сумку за ключами от подсобки «Привокзального».
Внутри, пока Аполлон Венедиктович чинно восседал на мешке с гречкой, Зинка метала на стол: кабачковая икра, шпроты, томаты в собственном соку...
-Ииии...Оп! - лукаво подмигнув, водрузила в центр стола бутылку трехзвездочного армянского.
«Ох, коньячок, ммм,» - потирая руки, Аполлон приступил к трапезе, не забывая при этом делать Зинке многозначительные знаки глазами, сыпать комплиментами, а то и вовсе легонько пощипывать ее за самые выдающиеся части тела. Зинка жеманно улыбалась, то и дело подливая Аполлоше трехзвездочного, хихикала, краснея и нарочито настойчиво убирая его руки от своих чресел.
Меж тем емкость была опустошена достаточно быстро, и Аполлоша со всем рвением приступил к снятию стресса способом номер 2. Однако дело не шло. Тщась угодить Зинке, Аполлон использовал все имеющиеся в его амурном арсенале средства. Но ничего не помогало.
-Да что же это? Да как же ж так? Это все Борька с его комфиде. Ну, я ему устрою!
Впрочем, Зинку причины фиаско абсолютно не интересовали. Бурча под нос «Уж лучше б зазвала Иннокентия», она вытолкала Аполлошу из подсобки и заперла дверь на ключ.

Взбешённый Аполлон направился домой, со всей серьезностью намереваясь отгуччить виновного во всех его неприятностях паршивца Борьку, наплевав на формуляр и возможные санкции.
Войдя в квартиру и по своему обыкновению громыхнув ботинками в прихожей, Аполлон Венедиктович, уже, было, собрался заорать «Борька», но тут его обоняние привлёк дивный аромат мяса по-французски, доносящийся прямиком из кухни.
«Никак моя Раечка вернулась» - мелькнула в голове радостная мысль.

Однако на кухне ждало Аполлошу даже не разочарование, а обстоятельство, повергнувшее нашего героя в шок: за обеденным столом, сервированным как к большому празднику, сидели Борька и Таня Цветкова.
-Здравствуйте, Аполлон Венедиктович, - как всегда умильно-вежливо произнесла Таня Цветкова.
-Здравствуй..те, - растерянно проговорил Аполлон. - А как это вы? А что у нас...?
-Да вы не волнуйтесь, - улыбнулась Таня Цветкова, - у нас это обычная практика. Просто некоторые папА и мамА злоупотребляют своими полномочиями в день выдачи Лицензии, вот мы и курируем подопечных.
-Но я..,- попытался что-то проблеять в свою защиту Аполлоша.
-Ну, конечно, вы не такой, - подхватила Таня. - Просто мы с Борисом подружились. Правда, Боря?
Тут Аполлону показалось, что она заговорщически подмигнула паршивцу Борьке.
«Да что же это? Что же за день сегодня? Все против меня!» - Аполлон Венедиктович едва сдерживал слезы жалости к себе.
-Да вы присаживайтесь, - не унималась Таня Цветкова, - вам салатик положить?
-Дда...ннет..я сейчас, руки помою - промямлил Аполлоша и закрылся в совмещенном санузле.
Усевшись на трон и быстро набрав номер, он запричитал:
-Раечка, ты когда приедешь? Это форменный беспредел! Получил, получил...А толку? ... Конечно, планировал, сегодня же…Так эта пришла…как ее…Синицына…курируем, говорит…так когда обратно?…Как через неделю??…Ах, сам Иван Федорович…Ну, тогда, конечно…
Отключив телефон, Аполлон окончательно сник.
На кухне, присев за обеденный стол к Борьке и Тане Цветковой, Аполлоша вполуха слушал их болтовню, вяло ковыряя вилкой в тарелке. Наконец, разделавшись с мясом и салатными листьями, он поднялся, вежливо поблагодарил за ужин (чего прежде никогда не случалось), вымыл за собой посуду (чего и вовсе отродясь не было) и, пожелав «спокойной ночи», отправился в спальню.

Разложив на прикроватном столике полученные в ОПО брошюры, Лицензию с прилагающимся к ней списком кодов ОКПВД (здесь: Общий классификатор порочно-воспитательной деятельности-прим. авт.), формуляр, Аполлон Венедиктович принялся проводить сравнительный анализ, а, проще говоря, выискивать официальный повод для порки несносного отпрыска.
Здесь нужно отдать должное формуляру - спектр поводов был весьма и весьма широк: были и подгруппы, и подвиды, и даже возможность подбора совокупности поводов, но одно обстоятельство очень расстраивало Аполлона - количество предписываемых ударов было ничтожно мало. Аполлоша привык раскрашивать сыновий зад до глубокого оттенка бордо, а после ещё и отстукивать на нем свой любимый джаз-бэндовый ритм, что в совокупности занимало не менее 15 минут. Здесь же цифры были просто смешными: как то за замечание в дневнике - 3 удара, за двойку - 5, за систематическое враньё - 10; о том, чтобы применить «G», речи и вовсе не шло.
Аполлон сопел, то и дело вытирая испарину со лба, силился подобрать те категории поводов, которые предполагали наибольшее количество ударов, но выходило плохо, и он решил привлечь к подсчетам пытливый ум своей супружницы Раечки. Набрав номер и услышав в ответ «давай быстро, у меня тут срочный семинар», Аполлоша кратко и по существу изложил суть своей проблемы.
-А чего ты, собственно, так переживаешь? - выслушав мужа, резюмировала Раиса. - Да всыпь этому мерзавцу как положено, как обычно, а то и крепче, чтоб хорошенько провизжался под ремнём - это же не то чтобы просто акценты расставить, а провинность из ряда вон! Не полезут же эти члены ОПО потом Борьке в трусы считать, сколько он ремней получил.
Услышав в ответ «любимая, ты у меня гений», Раиса со словами «ок, конец связи», отбилась.
Вполне довольный принятым ими решением, успокоившись, Аполлоша заснул.

Утро стало для Аполлона действительно добрым. Едва открыв глаза, он, воспроизведя хронологию событий вчерашнего дня, ещё раз уверился в принятом решении и, что называется, не откладывая дело в долгий ящик, отправился в комнату Борьки. Несносный отпрыск преспокойно спал, не подозревая, какая плачевная участь ожидает его с самого утра в воскресенье.
- Борис, - едва сдерживая так и расползающуюся по лицу довольную улыбку, проговорил Аполлон Венедиктович, – просыпайся, есть серьезный разговор.
Борька, открыв глаза и потирая заспанное лицо, напрочь спросонья забыл про свои права и личное пространство, а потому, недоуменно воззрясь на родителя, по-детски спросил:
- Чего, пап?
- А вот что, сын! – Аполлон потряс в воздухе Лицензией и приложениями к ней, демонстративно бросив бумаги на письменный стол. – Вставай и, будь добр, ознакомься.
Борька вылез из кровати и, почесывая отчего-то вдруг зазудевший зад, принялся рассматривать принесенные отцом листы. На одном из них золотым тиснением было вычерчено
«Лицензия выдана Шмальц Аполлону Венедиктовичу на право применения воспитательной порки Шмальц Бориса Аполлоновича»
- Надеюсь, теперь претензий, что не имею права, не возникнет? – насколько мог официально вопрошал Аполлон.
Борька, начиная понимать, к чему клонит отец, растерялся, однако, не желая так просто сдаваться, достаточно уверенно ответил:
- Что Лицензия? К ней Формуляр еще должен быть.
- Извольте! – ловко выудив из груды нужную бумажку, Аполлоша сначала помотал ею пред лицом сына, а затем небрежно бросил поверх остальных листов. – Ну, что, может, займемся подсчетом? Сколько тут по формуляру за месяц набежало?
- Это незаконно, - начал, было, покрасневший до кончиков ушей Борька. – Так нельзя - за целый месяц сразу. Только с момента выдачи Лицензии.
Слушая невнятные объяснения сына, Аполлон начинал выходить из себя.
-Ах, незаконно? То есть я целый месяц изучал этот педагогический бред, а оно все равно незаконно?? – от хорошего настроения Аполлоши не осталось и следа. – Ну, уж нет, так не пойдет! Лицензия есть? Есть. Повод из формуляра есть? Есть, и не один! Бутылку французского взяли? Взяли, чертовы взяточники! Бюрократы! Я вам покажу незаконно! Вот вы все где у меня! – Аполлон Венедиктович многозначительно потряс в воздухе кулаком. – Быстро за мной и без разговоров! – широко шагая, размахивая Лицензией и изрекая изобличающие восклицания, Аполлоша направился в гостиную.
Стоит ли говорить, что Борису Шмальцу ничего не оставалось, кроме как согласиться со столь весомыми, если не сказать, исчерпывающими, аргументами своего обожаемого папА и отправиться по его команде следом за ним.

Ну а дальше ход событий оказался более чем предсказуем: Аполлон Венедиктович с каждой минутой ощущал все больший прилив сил и полет фантазии в процессе снятия стресса излюбленным способом номер три, вследствие чего отстучал на пятой точке сына, уткнутого, как и планировалось, мордой в Лицензию, не только традиционный джаз-бэндовый ритм, но и импровизацию в стиле кантри с редкими музыкальными паузами; истосковавшийся по работе «Гуччи», неуклонно следуя за хозяйской рукой, с каждым взмахом набирал обороты, сверкая начищенной до блеска «G» и укладывая ее на многострадальный борькин зад то плашмя, то ребром под различными углами; отвыкший же за месяц от «Гуччи» и возомнивший себя неприкосновенным Борька беспрестанно заливал слезами предусмотрительно упакованную Аполлоном в целлофановый пакет Лицензию, успев при этом заучить написанное на ней даже самым мелким шрифтом, взвизгивал как никогда громко и звонко, соглашаясь с дорогим, любимым, единственным папочкой во всем, и пританцовывал в такт джазбэндовому и кантрийному ритму, желая лишь одного – чтобы сугубо воспитательная справедливая порка по формуляру наконец-то закончилась. Не оставим незамеченным и четвертого участника этого ярчайшего действа – включенного на режим «громкой связи» с Таней Цветковой мобильного телефона все-таки неисправимого паршивца Борьки.

Едва завершивший воспитательную процедуру словами «Пшел вон, мерзавец, чтоб глаза мои тебя не видели» усталый, но крайне довольный проделанной работой Аполлон Венедиктович уселся в кресло с рюмочкой сливовой, наслаждаясь подвываниями несносного отпрыска в соседней комнате, как раздался, что стало в последнее время раздражающим фактором, требовательный звонок в дверь. Аполлон предполагал, кто это мог быть, оттого открывать не спешил, будучи полностью уверенным в своей правоте.
-Никак сама Синицына пожаловала, - с удовольствием пригубив сливовую, усмехаясь, раздумывал Аполлон Венедиктович, - ну, постой, постой, позвони, посмотрим, насколько тебя хватит.
Однако звонок не унимался, и, чертыхаясь, Аполлоша поднялся с кресла и пошёл открывать.

Предположения его оказались верными: в прихожую, как только стало возможным, вихрем влетела Таня Цветкова, а следом за ней вошли двое представительного вида плечистых владельцев угрюмых взглядов исподлобья, которые настолько завоевали внимание Аполлона, что он пропустил мимо ушей всю гневную тираду куратора, очнувшись только тогда, когда оказался прям как был, в махровом халате и тапках-зайцах, препровождаемым ими под руки к машине.
-Куда мы едем? Что происходит? - ошарашенно спрашивал Аполлон, но вокруг царила тишина.

Между тем, не успел наблюдавший за происходящим из-за угла недоумевающий Борька закрыть за ушедшими дверь, как раздался звук поворачивающегося в замочной скважине ключа, и в квартиру с чемоданами наперевес вошла Раечка.
-Здравствуй, сын, - сказала она вышедшему ее встречать повеселевшему Борьке. - А где папа?
Тут Борис Шмальц во всех подробностях поведал своей матушке хронологию событий прошедшего месяца, стараясь ничего не упустить и не перепутать, особенно акцентировав внимание на плачевном эпизоде вчерашнего дня (для пущей убедительности захныкав при упоминании о мастерстве «Гуччи» и новой кантрийной зарисовке), но Раечка, не проявив особой жалости, рассеяно качала головой невпопад, думая при этом «Рано, рано я приехала».
Однако так и не услышав от сына вразумительного ответа на вопрос, кто и куда увёз отца семейства, Раечка резюмировав «Бестолочь», собралась уже, было, набрать номер дорогого супруга, как неожиданно телефон зазвонил. Спеша и проглатывая слова, голосом то и дело переходящим на визг, из трубки вещал практически рыдающий Аполлоша:
-Раечка! Это просто варвары какие-то! Один звонок, только один звонок! Не больше минуты! И все из-за чего? Из-за Борьки, что я его «Гуччей» не по формуляру! Да мало ему ещё досталось, паршивцу этому за целый месяц, да за все его выкрутасы! Раечка! Завтра в 10.00 заседание комиссии! Лицензию возьми и формуляр…
Трубка издала короткие гудки.

Выслушав сбивчивый рассказ мужа, Раиса перевела на Борьку взгляд, от которого тот невольно вжал голову в плечи.
-Борис! Ты понимаешь, что это подло? - взвизгнула Раечка. - Как ты мог?! Донести на родного отца! Это же не укладывается в голове. Мы тебе и комнату отдельную, и все для тебя! И такова твоя благодарность?!
Борька сначала слушал, молча опустив голову и громко сопя, но постепенно приходя в себя, заговорил, повышая голос:
-А вам, значит, можно? А у меня, мама, между прочим права есть! Нельзя меня пороть, точнее, можно, но все равно нельзя! И раньше хоть мороженка послепорочная была, а сейчас и того нет. А я терпи все также? Не выйдет у вас ничего! Я свои права теперь знаю! - Борис потряс пальцем перед лицом Раечки и, сложив руки на груди, гордо задрал кверху голову.
Та, обалдев от такой сыновьей наглости, жадно хватая воздух ртом, схватилась за сердце, приговаривая:
-Ах, ты мерзавец! Ах, ты подлец! Ты на родителей? Да тебя не только «Гуччи»! Да я тебя сама сейчас «Гуччи»! - Но почувствовав внезапное головокружение, бессильно опустилась в кресло, сумев добавить лишь, - вон с глаз моих, исчадие ада.

Завтрак прошёл в полном молчании. Надев своё лучшее платье и облачив по такому случаю сына в новую рубаху, Раиса и Борис Шмальц отправились в филиал администрации номер 5 спасать отца семейства. Ну, так, по крайней мере, думала Раечка. Ход мыслей паршивца Борьки, думаю, читателю понятен.
В нужном крыле филиала сегодня было тихо и пустынно. Раечка присела на скамейку, нервно постукивая каблучками красных лакированных туфель и периодически дёргая за рукав то и дело принимавшегося ковырять в носу Борьку.
Время от времени она воровато озиралась по сторонам, выглядывая, нет ли среди редко приходящих и уходящих людей кого знакомого, и, к своей неописуемой радости, никого не обнаружив, принималась снова постукивать, дергать или бесцельно копаться в лежащей на коленях сумочке.
Томительное ожидание тянулось невыносимо долго, и когда, наконец, дверь кабинета приоткрылась и оттуда высунулась Таня Цветкова, громко проговорив: «Шмальц! Входите!», кажется, слегка задремавшая Раечка подпрыгнула на скамейке от неожиданности. Однако, моментально взяв себя в руки, в очередной раз дёрнув за руку Борьку, она поднялась, расправила складки на платье и, гордо подняв голову, прошествовала в кабинет. Следом за ней просеменил и Борька.

Нужно ли описывать уважаемому читателю происходящее в Обществе с повышенной ответственностью «Юный ювенальщик» на комиссии по разбирательству личности Аполлона Венедиктовича Шмальц в связи с несанкционированным применением последним ремня от «Гуччи» к его сыну Борису? Ну конечно же, во всех подробностях, иначе откуда ж уважаемый читатель узнает, что такое юю и как оно работает.

Как только все расселись, слово взял Джон Иванович. Выйдя на середину кабинета, пригладив не столь уж густые свои волосы и сняв очки, он вкрадчиво произнёс:
-Друзья! Мы собрались здесь, чтобы обсудить очень волнующий нас вопрос. Да что там вопрос? Проблему! Целую проблему, имя которой «Пороть нельзя, но все же можно», - здесь он сделал паузу, подняв вверх указательный палец левой руки, останавливая взгляд поочередно на каждом из присутствующих. - Вот перед нами Аполлон Венедиктович Шмальц: отец и муж, интеллигент в восьмом поколении, приличный, казалось бы, человек. Но, к сожалению, злостный нарушитель правил, злоупотребляющий не только полномочиями в рамках выданной Лицензии, нормами формуляра и прочими предписаниями нашего Общества, но и ролью главы семейства!

Сидящий на выставленной почти на середину кабинета лавке, облачённый все в тот же халат и тапки, помятый, с всклокоченными волосами Аполлон, краснел, бледнел, потел, бросал на окружающих суетливый затравленный взгляд, стараясь особо ни с кем не встречаться глазами.
Раечка, пунцовая в тон своим туфлям, думала единственно о том, что вернулась слишком рано и что вариант с разводом и переездом не так уж и плох. Время от времени всё-таки ковыряющий в носу Борька, подбадриваемый сидящей в аккурат напротив него Таней Цветковой, самодовольно улыбался, злорадствуя глупому положению своего отца.

Заканчивая свою пламенно-изобличающую речь, Джон Иванович резюмировал:
-Таким образом, считаю, что справедливым наказанием для нашего уважаемого господина Шмальца будет не только лишение его Лицензии, но и, на мой взгляд, вполне заслуженная им порка. Прошу голосовать.
-Порка! Порка! - загалдели господа присяжные заседатели. - Единогласно!
Аполлон побледнел. Набрав в лёгкие воздуха, он хотел, было, заорать, что есть мочи, но из горла вырвался только слабый хрип:
-Что?? Пороть меня? Самого Аполлона Шмальца?? Да я вам... да я вас... да меня никогда…даже пальцем…да вы не смеете, - возможно, он продолжал бы и дальше, но тут с характерным «ааааааа» под лошадиный ржач паршивца Борьки в обморок грохнулась Раечка.

На какое-то время помещение наполнили вопли и суета: Аполлон рыдал, Борька, похрюкивая и икая, не мог остановить смех, комиссионная секретарша металась туда-сюда, пытаясь привести в чувства Раечку, Таня Цветкова, с остервенением стуча печатью по листам протокола заседания комиссии, штамповала их один за другим, Джон Иванович, практически силой вырвав из рук нашего героя «Гуччи», размахивал им в воздухе, извлекая из изделия зловещий свист.

Затем все стихло. Где-то одиноко пищал комар да необыкновенно громко всхлипывал в звенящей тишине Аполлон Венедиктович Шмальц.
-Ну, что, Аполлон Венедиктович, - нарушил повисшую тишину Джон Иванович, - извольте, что называется, спустить штаны и занять позицию на лавке!
Аполлон, было, вскинувшись, пытался что-то возразить, но присутствующие здесь же представительные обладатели угрюмых взглядов исподлобья ловко скрутили его, не обращая внимание на отчаянное сопротивление нашего героя, и уложили на лавку.
-Шлеп, - звонко сказал ремень.
-Вы не смеете! - воспротестовал Аполлон.
-Хлесть, хлесть, хлесть, - чуть быстрее отработал «Гуччи».
-Аййййй, - протяжно взвыл Аполлоша…

Эпилог.

Разнорабочий Аполлон Венедиктович был счастлив. Он стоял у кухонного окна с удовольствием рассматривая тянущуюся ввысь рассаду томатов, степень зрелости которых он, имея огромнейший опыт апелляций к «G», безошибочно определял по интенсивности оттенка красного.

К сожалению, инцидент с ОПО «ЮЮ» все же получил широкую огласку, вследствие чего Раечке пришлось покинуть свою столь любимую и столь хорошо оплачиваемую работу, поскольку слушать насмешки сослуживцев у неё не было никаких моральных сил, да и директор, надо отметить, отказал ей в своём расположении, переведя ее на должность помощника младшего бухгалтера.

Потрясённый произошедшим Борис Шмальц в корне пересмотрел свою жизненную позицию: стал лучше учиться, задумываться о будущей профессии, всерьёз размышлять о карьере куратора в «Юном ювенальщике», действительным членом которого он продолжал оставаться. Способствовал такому повороту не только свежий воздух, коего было в изобилии в глухом селе где-то в Поволжье, куда после позорного разоблачения вынужденно переехала семья Шмальц, но и растущие прямо перед домом и просто просящиеся в руки Аполлона Венедиктовича дивные ивовые розги.