Отправлено: 15.02.22 11:05. Заголовок: ТРЕНЕР (автор Miss Cheshir)

-1-

Я стою на пьедестале и надеюсь, что мне удается выглядеть безразличным. Спина прямая, взгляд холодный, руки по швам — я давно уже научился все это поддерживать, независимо от того, что бушует внутри. Нельзя показывать, что расстроен. Уж тем более нельзя показывать, что боишься.

Я смотрю в какую-то определенную, но пустую точку над головами людей, собравшихся на награждение. Вокруг меня — другие спортсмены, но я уверен, что его взгляд прикован сейчас именно ко мне. И я не хочу с этим взглядом встречаться.

Тренер. Я почти всегда называю его именно так. Реже — отец. Папой — никогда. Возможно, все дело в том, что он для меня и есть тренер, сколько я себя помню. Как еще его тогда называть?

И я уверен, что тренер сейчас кипит от разочарования и негодования. Кипит, но не показывает, как не показываю я.

Кто-то из федерации подходит к пьедесталу слева, награждает третье место, переходит ко мне. Все как всегда: медаль на шею, грамота и какой-то пакет с призами в руки. Выдавливаю из себя улыбку, принимая поздравления.

Знали бы они о моем прейскуранте, не поздравляли бы. Но они не знают и, надеюсь, никогда не узнают. Такого мне тренер точно не простит.

Что безнаказанно можно быть только первым, я, кажется, знал всегда. Не уверен, что у меня всегда был прейскурант, но наказания всегда были, точно.

Я осторожно шевелю шеей, чтобы почувствовать на ней вес медали, мысленно пробегаю по строчкам прейскуранта. Физически его никогда не существовало, только на словах и фактах, но я все равно его вижу. Он — как меню во всяких кафе, поделен на два столбика. В первом — место, во втором — «цена».

Я вижу перед собой эти ряды букв и цифр, сосредотачиваюсь на самой верхней строке. «Второе место — 20». Не удерживаюсь, спускаюсь чуть ниже, упираюсь в «Третье место — 35». Любой, кто увидел бы этот лист, решил бы, что второе место дешевле третьего. Любой, но не я. Я знаю, что все «цены» в этом «меню» написаны в ременной валюте. За второе место тренер возьмет скакалку.

Награждение заканчивается традиционным совместным фото, и я уже знаю, что эта фотография будет стоять у самой стены на полке, там, где ее не будет видно. Не поставить ее совсем не даст мама, поставить на видное место — отец. Да я и не захочу, чтобы ее было видно. Это сейчас мне кажется, что я выгляжу спокойным, но фотография все выдаст. В лучшем случае это будет похоже на растерянность.

Все расходятся: кто-то счастлив, кто-то просто спокоен — правда спокоен, а не как я, некоторые расстроены. Все идут к родителям, друзьям и тренерам, обсудить все, поздравиться, вместе разойтись. И я иду тоже, понимая, что: во-первых, кроме как к тренеру, мне и подойти больше не к кому, а во-вторых, что теперь спокойствие изображать надо еще тщательнее.

Для тренера второе место — худшее, что я мог бы получить. Место лузера, немного не дотянувшего до победы. Он не говорит этого, но я знаю. Прямо в глазах вижу эту бегущую строку: «НЕУДАЧНИК».

Мы уходим со стадиона раньше остальных — тренер не дает мне ни переодеться, ни хотя бы попить и умыться. Не запрещает, нет, просто молча уходит, не давая мне времени на что-либо, кроме как последовать за ним.

Я знаю, куда мы идем, тут вариантов быть не может. Зал. Пустой и тихий в честь соревнований, никем кроме нас не потревоженный. Все — и тренеры, и спортсмены — сегодня будут отдыхать и восстанавливаться. И завтра тоже, воскресенье же. Все, но не мы с тренером.

— Тренироваться надо ежедневно, иначе никакого толка, — напоминает тренер, открывая зал и впуская меня внутрь, — После такого позора — можно и дважды.

Я киваю. Соревнования — не тренировка. Это я тоже давно усвоил.

Упражнения даются мне тяжело, тяжелее обычного. Тренер уверен, что это из-за лени и расхлябанности. Я уверен, но никогда ему этого не скажу — дело в другом. Просто нагрузка опять выросла. А ноги помнят, что будет потом, вот и подкашиваются.

Я все чувствую и понимаю — и что устал, и что каждый раз, стоит мне закончить подход, тренер объявляет новый, еще больший, с каким-нибудь усложнением, и что все это — тоже наказание для неудачника. Понимаю, но делаю, потому что те, кто хотят быть чемпионами, делают все, что им говорят. И потому что не слушать тренера нельзя.

Пока идет тренировка, я только и мечтаю о том, чтобы этот ад закончился. Как только тренер объявляет, что на сегодня хватит, я начинаю мечтать, чтобы тренировка шла вечно.

— Укладывай маты, — бросает он, выходя из зала в подсобку.

От одних только этих слов уже хочется рыдать. Но я не рыдаю — нельзя. Чемпионы не плачут.

Я беру один раскладной мат, оттаскиваю его к центру зала, укладываю сложенным на пол. Это — уже привычно, как чистить зубы утром или кроссовки после тренировки. Я делаю это не в первый раз, но сердце все равно замирает.

А потом начинает биться как глупая муха о стекло — истерично и бессмысленно — когда тренер приходит со скакалкой.

Это не такая скакалка, какие висят по всему залу, на каких прыгают дети во дворе и девчонки в школе. Она тяжелее, толще, и будто грязнее, хоть я и знаю, что это только так кажется, из-за старости. Я не знаю, откуда у тренера эта скакалка, где он ее взял и как долго уже хранит. Зато я точно знаю, что достает он ее только для меня. И гордиться тут нечем.

К ремню я еще как-то привык, могу десяток, а то и два, вынести молча, не показывая, что больно. Чемпионы не показывают, что им плохо.

После второго места кричать хочется с первого же удара, но я не кричу. Специально ложусь на маты с шортами и трусами в руках, чтобы потом впиваться в них зубами и не орать.

Тренер никогда не жалеет, а я и не жду. Жалость — позор для спортсмена. Пусть не жалеет.

Я не считаю удары — просто не могу сосредоточиться на счете, и так слишком много кругом всего: раздирающая, глубокая, нестерпимая боль, необходимость ее терпеть и молчать, липнущий к телу мат, свист скакалки. Я просто не могу заставить себя добавить ко всему этому еще и размеренный счет.

Я не считаю, и мне кажется, что ударов уже была сотня, если не тысяча. Мне кажется, но я знаю, что, если потом встать перед зеркалом и пересчитать петли — эти опухшие, синеющие и пульсирующие полукольца с хвостами, их будет даже меньше двадцати — часть сольется. Тренер всегда бьет так, чтобы следы скрывались трусами, а места там немного.

Удары прекращаются, а желание кричать — нет. Теперь, когда скакалка больше не опускается на меня со своим противным свистом, кажется, что боль должна начать утихать. Но она только усиливается, разливаясь к ногам и спине, вытягивая всю жизнь и все силы, и это так же невыносимо, как и само наказание.

Я слышу, что тренер отходит от мата и идет к подсобке и спешу встать. Нельзя так и лежать тут, когда он вернется. Один раз я не успел — хватило.

Вставать после такого трудно — тело и так все мокрое и прилипло к мату, а еще и ноги не гнутся, и руки отказываются отталкиваться и поднимать корпус. Боль при каждом движении только усиливается, хоть и кажется, что больше уже просто некуда.

Я знаю, что пока тренер уносит скакалку, надо встать, одеться и убрать мат на место. Каждое из этих «надо» — отдельный вызов, но самое страшное — второе.

В этот раз я успеваю закончить.

Тренер выходит из подсобки, оглядывает зал, проверяя, что мат уже у стены, и мне кажется, что он этим недоволен. Будто надеялся, что я не успею. Разумеется, только кажется.

Стоять перед ним прямо — трудно. Меня качает, ноги все еще дрожат, хочется обернуться во что-то холодное и неощутимое и лежать. И это можно будет сделать уже скоро. Дома — запереться в ванной, рассмотреть и пересчитать полосы, залезть и бесконечно долго отмокать под холодным душем, смывая с себя позор сегодняшнего дня.

— Давай еще десять кругов по залу, — командует тренер. — И быстрее, нас мать ждет.

Еще пару минут назад мне казалось, что я не смогу после такого и встать. Сейчас я доказываю себе, что могу даже бегать...

 Отправлено: 15.02.22 11:08. Заголовок: -2- Если спросить у..

-2-

Если спросить у моих сверстников, как они относятся к школе, большинство из них скажет, что школу они терпеть не могут. Или что-то другое, но по смыслу похожее. Заучки и любимцы (хотя, вообще-то, скорее любимицы) учителей заявят, что школа — это важно и им она нравится.

Меня о таком просто не спросят.

Для школы я, кажется, не существую. Разумеется, одноклассники и учителя знают, что я есть, но я для них — как одно конкретное дерево посреди леса. Несущественен.

Проблем со школой у меня нет. Для учителей я тот самый беспроблемный ребенок, который сидит где-то в центре класса — не с вечно тянущими руку отличниками, но и не с плюющимися шелухой от семечек и ржущими над членистоногими троечниками. Домашки сделаны, шума никакого, но и участия в конкурсах и олимпиадах — тоже, вот и не трогают.

Для одноклассников меня просто не существует. Дружить с ними мне нельзя. Ну не дружат с теми, кто не ходит с другими в кино и гости, не гоняет в футбол после уроков и не зависает в играх вечерами. То есть — со мной. Но меня и не травят — не получается. Просто не замечают.

Вот и сейчас — я стою за спинами одноклассников, потому что так проще, чем сидеть, и слушаю, как они собираются вечером в кино. Какой-то очередной супергеройский фильм, вроде как даже про космос — я не знаю, никогда не следил за таким. Чемпионам нет дела до того, чем увлекаются бездари.

Я слушаю, и понимаю, что толпа собирается большая. Настолько большая, что они даже не вникают особо, сколько и кто вообще пойдет. Пойдут все, кто придет.

При других обстоятельствах я бы и не задумался о том, чтобы присоединиться. Здесь сложно решить, что хуже — напроситься со всеми в кино и не прийти, потому что тренер не отпустил, или сначала добиться разрешения у тренера, а потом прийти и понять, что тебя не звали и не ждали.

Но сейчас все не так. Сейчас и правда идут почти все, и я уверен — присоединиться можно. И даже перспектива сидеть два часа в толпе не пугает. В школе стулья тверже.

Весь день я мусолю эту мысль, не позволяя ей проникнуть слишком уж глубоко, не давая себе представлять, как это будет — пойти со всеми, стать частью компании, но и не прогоняя эту мысль совсем. В фильмах влюбленные, которые друг другу еще не признались в чувствах, так гуляют — ближе друг к другу, чем обычные друзья, но не касаясь, даже за руки не берясь. У нас с мыслью что-то похожее.

Честно отсиживаю математику, чуть не хватаю пару по литературе, потому что, увлекшись мыслью, не сразу замечаю, что меня о чем-то спрашивают, но, к счастью, быстро исправляю ситуацию. Иначе бы точно не было никакого кино.

Последним уроком стоит география, и ее я отсиживаю тоже, хотя и очень хочется сбежать. Есть у географички идиотская привычка — вызвать к доске и за неправильные ответы припечатывать указкой, не сильно, скорее для стыда. И все сорок минут я содрогаюсь от мысли, что могу оказаться у доски. Такое одноклассники точно заметят, не проигнорируют.

Выбегаю из класса вместе со звонком, несусь на улицу, попутно натягивая на себя ветровку. Сегодня никак нельзя опаздывать.

От школы до зала — три километра, от уроков до тренировки — полчаса. Тренер говорит, что этого как раз достаточно, чтобы прийти вовремя и переодеться. Денег на автобус мне не дают, дорога на тренировку — это разминка перед ней. Я не спорю и почти всегда успеваю. Чемпионы сложностей не боятся.

Разумеется, тренер уже в зале — сидит, смотрит на часы, отсчитывая, успел ли я. Сегодня успел, секундная стрелка еще не дошла до конца круга, не начала отсчитывать мне удары. Хорошо.

Я подхожу к нему ближе, думая, с чего бы начать. Набираю в грудь побольше воздуха, распрямляю плечи, говорю:

— Тренер, можно попросить?

Наверное, чемпионы говорят увереннее, громче и четче.

Тренер не отвечает, но оборачивается и смотрит. Я решаю, что это — разрешение.

— Можно сегодня после тренировки с классом в кино пойти? — еще тише прошу я, только теперь понимая, какой глупой было эта затея изначально, но и зная точно — отступать уже некуда. — Я успею, и уроки все сделаю тоже.

Тренер все так же молчит, и теперь отворачивается от меня, снова смотрит на часы. Не может же быть, что он не услышал?

— Тренер, можно мне в кино? — чуть ли не запинаясь, тихо повторяю я.

Тренер хмурится, не отрываясь от часов.

— Тренер, я готов начать тренировку, — все так же тихо произношу я уже привычную, давно заученную фразу.

Тренер кивает, встает, объявляет:

— Опоздал на пятнадцать секунд, после тренировки напомни. Давай на круговую, будем сегодня работать с дыхалкой.

Я отворачиваюсь, чтобы не показать своего отчаяния. Я точно знаю, что не опаздывал.

И точно знаю, что сам во всем виноват...

 Отправлено: 15.02.22 11:10. Заголовок: -3- Я чувствую, ка..

-3-

Я чувствую, как что-то тычет мне в плечо, и, не отдавая себе отчета о том, что делаю, заворачиваюсь посильнее в пододеяльник.

Вообще-то, я и так был в него завернут по самые уши. На улице уже середина октября, уже выпадал первый снег (правда, потом и растаял), а отопления так и не дали. По ночам — холодно, и пододеяльник от этого плохо спасает. Но одеяла у меня нет, чемпионы должны быть закаленными.

В плечо больше ничего не тычет, и я так и не отрываю голову от подушки, почти уверенный, что мне это приснилось.

Слышу:

— Подъем!

И почти сразу чувствую, как что-то впивается в зад, прикрытый, к счастью, сразу и трусами, и шортами, и пододеяльником. Такой набор неплохо защищает.

К подобным подъемам я не привык, но встаю моментально. Вижу перед собой отца — дома он все же отец, а не тренер, вижу в его руке свою деревянную линейку.

Вообще-то, это линейка не моя, хоть мне ее и купили. Я ни разу ничего ей не чертил и не отмерял. Но выполнение уроков и порядок в комнате отец всегда проверял с ней, и как она может обжечь, я знаю неплохо. Наверное, поэтому для другого ее и не беру.

Я соскакиваю с кровати, быстро расправляю на ней пододеяльник, поправляю подушку и хочу уже потянуться за покрывалом, когда получаю следующий удар и слышу:

— Быстрее! Ты никогда не будешь чемпионом в беге, если не научишься скорости дома!

Без пододеяльника удар оказывается чувствительнее — хотя зад и практически целый. Старые следы уже почти сошли, новых не было около недели. Видимо, достаточно.

Удар оказывается чувствительнее, но я не позволяю себе на него реагировать, решительно хватаю покрывало и расправляю его поверх пододеяльника. Ни единой складки — полный порядок. Без порядка в быту нет порядка и в беге, а без порядка чемпионом не стать.

Оборачиваюсь, понимая, что новых ударов нет, жду команды.

— Собирайся на пробежку, — объявляет тренер. Уже тренер.

Он выходит из комнаты, бросив линейку на кровать, и я первым делом перекладываю ее на край стола. Если отец потом заметит ее на кровати, ей же и накажет, и хорошо, если плашмя, а не ребром.

Беру с тумбочки часы, игнорирую, что они показывают половину пятого, лезу в шкаф за штанами. Двух ударов линейкой хватает, чтобы не рассусоливать.

Тренер уже ждет в коридоре — обутый, в куртке, шапке и перчатках. Смотрит, как я затягиваю узел на кроссовках — тугой, двойной, чтобы не развязался, — недовольно хмурится и молчит. Я ускоряюсь, накидываю на себя кофту от спортивного костюма, тоже тянусь к полке с шапками, слышу:

— Это тебе не нужно. Выходим.

Киваю. Это не нужно. И одеяло тоже.

На улице темно, тихо и холодно. Эти три состояния настолько гармонично дополняют друг друга, что кажется, будто без одного из них двух других не было бы тоже. Будь чуть светлее, мороз не пробирал бы до самых костей, и не казалось бы, будто слышно собственное сердце.

Тренер идет молча, чуть впереди меня, и мне не нужно, чтобы он говорил. Я и так знаю, мы идем к стадиону. Тому самому, на котором пару недель назад я опозорил и себя, и, что страшнее, его своим вторым местом. Мы идем на этот стадион впервые с того дня, и я не могу сказать, что меня это радует.

На стадионе три состояния улицы дополняются четвертым — мокро. Мокро и под ногами, и в воздухе — кажется, будто это и не смесь газов вовсе, а вода. Разве что дышать ей получается, хоть и с трудом.

— Разминайся, — командует тренер.

Вот этой команде я как раз рад. Разминка — это движения, а движения — это тепло. Жаль только, что разминаться надо сверху вниз, и большая часть тела все равно мерзнет.

— Активнее! — выкрикивает тренер.

И я принимаюсь трясти руками и ногами с утроенной силой, точно зная — что сейчас у него с собой нет ни ремня, ни скакалки, меня не спасет.

— Закончил! — объявляет тренер.

И я заканчиваю, в ту же секунду, не смея возразить, что доделал упражнение только на правой ноге, а на левой и не начал. Тренеру виднее.

— Теперь пробежка. Три круга. Девять минут. Марш!

Я срываюсь с места одновременно с последним словом. Три километра за девять минут — тот еще вызов, я и в лучших условиях с трудом успевал. Но чемпионы не сдаются.

Бежать по такой погоде сложно. Дышать при этом — невыносимо. Легкие раздирает от холодного влажного воздуха, пальцы на ногах ломит в промокших кроссовках, на руках они и вовсе не чувствуются. Уши горят. Часы говорят, что я успеваю.

— Позорище, — цедит тренер, стоит мне закончить и согнуться перед ним, переводя дух. — Двадцать секунд — ни в какие ворота!

Я мельком смотрю на свои часы. Мне казалось, что если я и опоздал — то на пару секунд, не больше. Наверное, время не так засек.

А двадцать секунд — и правда много. Сегодня еще и зачет по географии, точно спросят. Вот бы не затупить.

— Отдышался? — спрашивает тренер.

Без заботы или участия спрашивает, только с презрением и требовательностью.

Я заставляю себя разогнуться, игнорируя сведенные легкие, шумно выдыхаю, говорю:

— Да, тренер.

Голос предательски свистит, показывая, что я не готов.

— Еще раз, три круга, девять минут. Марш!

Я снова срываюсь с места, запрещая себе думать о том, что это невозможно. Для чемпионов нет невозможного.

Я знаю, что мы будем повторять это до тех пор, пока я не уложусь. Или до тех пор, пока нам не пора будет возвращаться домой, а мне потом — идти в школу.

А еще я знаю, что каждый раз, когда я не укладываюсь, суммируется с предыдущим.

Надо бежать...

 Отправлено: 15.02.22 11:15. Заголовок: -4- Я усаживаюсь н..

-4-

Я усаживаюсь на табуретку за столом, шумно вздыхаю и морщусь, пользуясь тем, что отца на кухне еще нет.

Чем ближе городские соревнования, тем интенсивнее тренировки. И тем дольше сходят последствия. Тренер не позволит позору районных соревнований повториться. А если такое случится, поднимет «цены» в прейскуранте. Снова.

Мама, кружащая по кухне с ложками и лопаточками в руках, замирает, услышав этот вздох — всего на мгновение, но мне и этого хватает, — а потом тихо, будто извиняясь, произносит:

— Он же для тебя старается.

— Я знаю, — автоматически бурчу я, зная, что спорить с этим утверждением нельзя.

Мама — не спортсмен и не тренер, она не знает, как воспитывать чемпионов. А вот отец — да, он и воспитывает. И всех это, вроде, устраивает. По крайней мере, никто не спорит.

— Потом еще радоваться будешь, что тебя отец тренировал, а не кто-то чужой, — повторяет мама за отцом.

— Если не брошу до того, — от отчаяния говорю я и замираю.

Расслабился, потерял бдительность — и вот, сам себя подвел. Если отец узнает, что я это сказал, житья мне не даст.

Как никогда хочется верить, что мама ему рассказывает не все.

— Помоги мне с посудой, — просит она.

Я послушно встаю, потому что чемпионы всегда помогают своей семье, иду к шкафу, достаю из него стаканы, потому что тарелки она всегда расставляет сама. Слышу за спиной, как вздыхает мама — будто испуганно, будто ей тоже больно — и тут же оборачиваюсь, чтобы посмотреть, в чем дело.

Мама смотрит на мои ноги каким-то непроницаемым взглядом, и я понимаю — синяк. Вчера я не выдержал, дернулся, и тренер попал по ноге, вот след и не скрыт шортами. Надо будет на тренировку штаны взять. И на физру переодеваться в туалете.

Жаль только, что раньше не подумал — мама заметила.

— Ничего, выиграешь на городе — станет полегче, — говорит она.

А может, не так и жаль.

Я разливаю по стаканам напитки: отцу — кофе, маме — чай, себе — воду, и расставляю их по столу. Сажусь на место, в этот раз сдерживаясь.

Разумеется, мама не раздает тарелки с завтраком, пока не придет отец. Это привычно, так всегда.

Как только он приходит, перед ним и маминым чаем появляются тарелки сырников, а передо мной — овсянка. И это тоже привычно. Еда чемпионов должна приносить пользу и утолять голод. Вкусная еда приводит к лени и поражениям.

Едим мы молча, и эта тишина почти приятна. Пока на кухне тихо, я знаю, что отец не услышит ничего того, что ему слышать не стоит.

Я стараюсь есть быстро, и при этом не слишком торопиться, потому что чемпионы не могут есть как свиньи, и все равно не успеваю, слышу:

— Доел? Собирайся, тебе еще отжиматься перед выходом.

Смотрю на недоеденную кашу, на тренера, киваю, молча убираю все в мойку. Если спорить, отжиматься придется с полным рюкзаком книг на спине, а это почти наверняка приведет к новым синякам.

Я ухожу в свою комнату, собираю портфель, меняю тренировочные шорты на спортивные штаны, уже зная, что за «несоблюдение формы» мне тоже попадет, и запрещая себе думать, что это — нечестно. Чемпионы должны быть терпеливыми, сам виноват.

Успеваю еще раз разгладить покрывало на кровати, поправляю книги на столе так, чтобы корешки были параллельны краю столешницы, хочу сходить в коридор за веником и подмести — не успеваю.

Тренер заходит ко мне в комнату с ремнем в руке, закрывает за собой дверь, и я уже знаю, что произошло. Надо было молчать. А лучше — выйти к завтраку после отца — меньше бы получил.

— Ты что матери наговорил? — рычит он, и я знаю, что ответ ему не нужен.

В этот раз он лупит особенно остервенело, не так, как на тренировках. Все еще прицельно, не попадая ни по ногам, ни по спине, но сильно, быстро, отчаянно.

Пока он лупит, я успеваю понять, что бег — это навсегда. Уверен, именно это и вдалбливает в меня тренер, именно об этом и думает на каждом ударе, чтобы ремень, как проводник, до меня это донес.

Когда он останавливается, я понимаю, что даже после скакалки не было так плохо. Боль усиливается даже от вдохов.

— Теперь отжимания, — командует тренер, когда мне все же удается встать и поправить кровать. — Надевай рюкзак. Пятьдесят.

Я с трудом пропихиваю руки в лямки рюкзака, точно зная, что, когда приму упор лежа, он будет тереться о зад.

Вчера с рюкзаком я смог отжаться тридцать семь раз, хотя тренер и требовал сорок. Но три — это не так страшно.

Сегодня я падаю после двадцать девятого...

 Отправлено: 15.02.22 11:18. Заголовок: -5- Я прихожу в за..

-5-

Я прихожу в зал раньше обычного. Это — не моя вина, просто какая-то авария, в школе отключили воду, и нас распустили. И я мог бы, пожалуй, сходить домой, спокойно поесть, переодеться, прийти хоть немного в себя в конце концов, и только потом идти на тренировку. Я мог бы, но не мог. До городских соревнований всего две недели, и тренер каждую минуту моего свободного времени посвящает тренировкам. Если он узнает, что я два часа лежал дома без дела…

После того случая с мамой, я даже проверять не хочу, расскажет ли она отцу, что я был дома. Более того, я даже в надежде, что и она не узнает, домой идти не собираюсь. Это того не стоит. Хватит с меня и еще большего контроля, хотя казалось бы — куда уже.

Поэтому я прихожу в зал, точно зная, что тренер уже здесь. И не ошибаюсь.

Он стоит в самом дальнем углу зала на коленях перед скамейкой и обрабатывает разбитое колено какому-то парнишке. Сопляку, как называет их тренер. А кругом вертятся другие сопляки, кто где: бегают, приседают, отжимаются. Неорганизованные, громкие, но какие-то при этом очень сосредоточенные.

Младшая группа. Разумеется, я — не единственный, кого тренирует тренер. Не может же он получать зарплату только за то, что тренирует сына. За меня он и не получает, я — его хобби. А заработок — они.

Я знаю, что отец младшую группу терпеть не может. И знаю, что тренировать он соглашается только их.

— У этих безмозглых сопляков ни стремления, ни таланта! — рассуждал как-то он, по пути с тренировки домой. — Но хуже другое — у них и потом этого не будет. Сопляки хоть за себя не отвечают.

По меркам тренера, все здесь — неудачники. Он уверен, чемпионом могу стать только я, потому что меня растят как чемпиона. У других шансов нет.

Я завороженно смотрю, как осторожно, почти бережно тренер протирает разбитое колено, как лепит на него пластырь, как разглаживает клеевые края, чтобы он не оторвался, и вспоминаю, как тренировался с сочащейся из колена кровью, потому что чемпиона ничто не остановит. И как со стертыми в кровь ногами, без какого-либо пластыря, вышел на соревнования, потому что чемпион должен сам следить за состоянием своей обуви, и вовремя понимать, если что-то не так.

Может, в этом все и дело? Может, тренер и правда хочет, чтобы я был чемпионом, может и правда делает все это ради моего блага?

Я вижу, как тренер встает, как поднимает парнишку за плечо со скамейки, как подзатыльником отправляет к остальным. Вижу, но молчу. Не в чемпионстве тут дело.

Я продолжаю наблюдать за тренировкой, пользуясь тем, что на меня тренер не обращает внимания — а я уверен, что увидел он меня сразу — и продолжаю молчать. И когда мальчишка с развязанным шнурком падает, но от едва заметной подножки, а не от шнурка, и когда двое других не выдерживают давления на спину и падают плашмя на отжиманиях.

Я хочу кричать, хочу остановить тренера, хочу успокоить детей, но вместо этого стою на месте и не издаю ни звука.

Вдруг вспоминается, как о методиках тренера чуть не стало известно другим. Когда в школе был медосмотр — впервые полноценный, — и мои синяки заметили. К счастью — уже сходящие, старые, желтые, но все еще крупные и, для медсестры, которая их разглядела, необъяснимые.

Я помню, как меня осмотрел сначала пришедший специально на медосмотр врач, как потом пришла завуч, сказала, что они с директором примут меры. А потом вместо «мер» объявился отец, забрал меня и все меры принимал сам. Как обычно. Мне по такому случаю даже разрешили остаться дома — на пару дней.

Я вспоминаю это все, снова смотрю на всех этих детей и знаю, что ничего не скажу. За этих детей есть кому заступиться. Этим детям есть кому пожаловаться. А мне с тренером еще жить.

Тренировка сопляков заканчивается, и все они с визгом бегут из зала — куда активнее, чем до этого бегали по кругу.

Тренер наконец-то поворачивается ко мне, спрашивает:

— Почему не в школе?

И в одном только этом вопросе угрозы больше, чем во всех подзатыльниках, которые он успел раздать детям.

Я рассказываю — почти спокойно, уверенный, что не вру — и тут же натыкаюсь на следующий вопрос:

— Ел?

— Нет, тренер.

А когда бы я, если после школы сразу пошел сюда? Он ведь сам и велел так делать, после уроков — сразу в зал.

— Начинай разминаться, — велит он. — Буду через полчаса, у меня обед. Лучше тебе к этому времени быть готовым работать.

Он уходит, а я смотрю на дверь, в которую он только что вышел. Я и не надеялся, что он позовет меня с собой. Как и не надеялся в детстве, что мне обработают разбитое колено.

И все равно, я знаю, что дело тут не только в том, что тренер — отец. И не в том, что я — чемпион.

Просто он — такой...

 Отправлено: 15.02.22 11:19. Заголовок: -6- — Надеюсь, ты ..

-6-

— Надеюсь, ты все помнишь, — наставляет меня тренер.

— Да, тренер, — покладисто отвечаю я.

А как не помнить? Он все цены в прейскуранте поднял в два раза, о таком сложно забыть. Теперь не быть первым стоит слишком уж много, хотя и раньше было немало.

Тренер уходит здороваться с другими тренерами, с судьями, с людьми из федерации. Я иду разминаться к другим атлетам.

Я вижу, что большинство из них общается друг с другом, и не удивляюсь тому, что со мной никто даже не пытается заговорить. Тут как в школе — тренируюсь я отдельно, на спортивных праздниках не появляюсь, на торт с газировкой в раздевалку не прихожу — не за что со мной дружить.

Скорее всего, они догадываются, что именно со мной не так. Почти все они когда-то были тренерскими сопляками, они просто не могут не знать. Или такое все-таки можно забыть?

Как бы то ни было, разминаться в тишине спокойнее, чем с тренером. Я знаю, что разминку делаю правильно, старательно, разогревая все мышцы по очереди, и знаю, что пока тренера рядом нет — мне ничего не грозит. На соревнованиях мне, вообще-то, всегда ничего не грозит, это уж после…

Ждать начала оказывается волнительно как никогда. Меня трясет так, будто тренер уже стоит со скакалкой в руках, хотя сейчас даже его ремень скрыт курткой. Меня трясет, и я точно знаю почему. Знаю, но перестать трястись не могу.

Перед стартом тренер снова подзывает меня, и мое сердце не просто уходит в пятки, оно успевает перед этим вылететь из тела через голову, обогнуть Землю, а уж потом прилететь в ступни. Он не мог узнать. Это невозможно.

На самом деле, для тренера возможно все.

— Не смей меня опять опозорить, — цедит он мне на самое ухо, так, чтобы другие его не слышали. — Иначе я об тебя все скакалки и ремни мира порву. На городе ты должен быть первым, понял?

— Да, тренер, — дрожа, но все еще покладисто отвечаю я.

А что еще я могу сказать?

Когда объявляют старт, я бегу к линии так, будто выиграл в лотерею и там меня ждет приз. Теперь меня уже точно никто не остановит. Я сделаю то, что должен.

Спортсмены выстраиваются на старте, замирают. Срываются с места, услышав заветное для бегуна:

— Марш!

Срываются все, кроме меня. Я стою, позволяя соперникам бежать вперед и не торопясь их догонять.

— Марш! — вопит кто-то со стороны трибун.

Я оборачиваюсь, убеждаюсь, что не ошибся — среди всеобщего смятения и непонимания орет именно тренер, именно он командует мной, хотя сейчас и не должен.

Я закладываю руки за спину — одну на другую, смотрю перед собой и вальяжно, спокойно делаю первый шаг, пока другие заканчивают первый круг.

За ним — второй, так же не спеша, будто могу делать лишь пару шагов в минуту.

Я слышу, как общее смятение сменяется чем-то другим, и не оборачиваюсь, чтобы посмотреть. Я и так знаю, что сейчас будет. Если я прав, сейчас все должно решиться.

Первый удар — позорный, по щеке — заставляет меня расцепить руки и все-таки повернуться к тренеру. Второй — уже сильнее, под дых — сбивает меня с ног.

Я жду, что сейчас удары посыпятся градом — по всему телу или только по моей многострадальной заднице — не важно.

Шуму вокруг меня становится больше, а вот ударов уже нет, но я все равно не встаю, не желая видеть того, что там происходит.

Я был прав, тренер поступил ровно так, как я рассчитывал.

Я не знаю, что он сделает со мной через пару минут или секунд — когда он там это сделает?

Я не знаю, что ждет меня за такое дома и попаду ли я вообще теперь домой.

Я не уверен, что доживу до завтра, а если и доживу — не уверен, что не останусь калекой.

Но все это неважно. Важно другое. Я сделал то, что задумал. Теперь то, какой на самом деле тренер, увидели все. После такого его карьере точно пришел конец.

Он рушил мою жизнь сколько я себя помню — осторожно, постепенно, чтобы нигде не показаться во всей красе и ничего не потерять.

Жизнь других — сопляков, совсем еще маленьких мальчишек — я ему рушить не дам.

Его собственную жизнь я испортил за каких-то пару минут.

Я лежу на земле, даже не пытаясь прислушиваться к окружающим меня крикам, уверенный, что моя жизнь закончилась — именно теперь, вместе с моим чемпионством, — и улыбаюсь. Кажется, впервые за много лет — искренне и честно!

 Отправлено: 15.02.22 12:31. Заголовок: Многое так знакомо, ..

Многое так знакомо, что становится грустно... Со стороны вообще выглядит полной жестью, но когда ты внутри, ты ко многому привыкаешь...
Меня никогда не били за результат (подзатыльники не в счёт ). Зачем, когда можно нагрузить так, что сам будешь мечтать о смерти
И да, второе место считают хуже третьего. Типа ты постарался, и стал третьим. Это плохой результат, но ты постарался. А второй - ты лентяй и бездарь.

 Отправлено: 15.02.22 12:51. Заголовок: Такое читая, хочется..

Такое читая, хочется авторов попросить: вы, вписывая в свое вожделенно-порочное, какую-то узкую специфику, хоть краем глаза с матчастью ознакамливайтесь. А то понапишут - чемпион по бегу, овсянка - зло, 3000 м - смертельная дистанция. Смешно читать, честное слово. Сколько несчастному чемпиону лет? Судя по рассуждениям, 15-16. Так в этом возрасте чемпионы входят в состав юношеской сборной страны, а не сопли жуют на районных соревнованиях. Уж писали бы, как за двойки и сигареты порют - там хоть знаний предмета особых не требуется.

 Отправлено: 15.02.22 13:20. Заголовок: Ранний гость , не зн..

Ранний гость , не знаю про бег, мне были интересны взаимоотношения героев, поэтому в детали не вчитывался. Мама тоже произвела грустное впечатление.
Но, соглашусь, 3тыс. - не смертельно. Я не ЛА, и то мы бегаем 1,5 и 3 кросс.
И про район соглашусь.
Может описан более мелкий ребенок, лет 12?
Но мне всё равно было интересно прочесть)

 Отправлено: 15.02.22 13:31. Заголовок: Может, чемпиону лет ..

Может, чемпиону лет 13-14.
Может, это чемпион города. Может, уже понятно, что чемпион не получился, но папашка не может остановиться, да и не хочет.

 Отправлено: 15.02.22 13:40. Заголовок: Гость пишет: чемпи..

Гость пишет:

цитата:

чемпион не получился, но папашка не может остановиться, да и не хочет.

Вот это самый худший вариант

 Отправлено: 15.02.22 13:44. Заголовок: Nemo пишет: интерес..

Nemo пишет:

цитата:

интересны взаимоотношения героев

а я чего-то не увидела тут никаких взаимоотношений. Где они? Папаша-самодур - это очевидно, но только причем тут спорт? С таким успехом он мог сына заставлять формулы по физике учить или лобзиком выпиливать. Тут уж, что называется, заставь дурака богу молиться... Но автор берет спортивные мучения, а поскольку ничего в спортивной подготовке не смыслит, его минусы обращаются в плюсы отцу как тренеру))
Мамаша-амеба? Так оно такое сплошь и рядом в тематических рассказах: папа - тиран, мама - идиотка, несчастное никем не понятое дите)) Что автора понесло куда-то не в ту степь, стало понятно, когда он своего чемпиона голым на грязный мат положил. Это победа просто

 Отправлено: 15.02.22 13:53. Заголовок: Ранний гость пишет: ..

Ранний гость пишет:

цитата:

Так оно такое сплошь и рядом в тематических рассказах: папа - тиран, мама - идиотка, несчастное никем не понятое дите))

Мало я читал, видимо))

 Отправлено: 15.02.22 13:59. Заголовок: Гость пишет: чемпио..

Гость пишет:

цитата:

чемпион не получился, но папашка не может остановиться,

В таком случае, это не тренер. Среди тренеров есть такое понятие "ловец золотой рыбы". Может, слышали. Если нет, то кратко поясню, что это значит. В спорте, как и везде, есть таланты и есть посредственности, тренер всегда видит потолок ребенка - будет ли он олимпийским чемпионом или станет "чемпионом" района, а потом пойдет в школу физ-ру преподавать. Так вот тренера, работающие на результат, всегда берут потенциальных чемпионов в разработку. А обычные мальчики и девочки - пори их хоть плашмя, хоть ребром линейки (тоже еще вопрос, как это ) - выше головы они не прыгнут, а, соответственно, никому не интересны. Обывателю с дивана сложно объяснить все тонкости, зато жалости нагнать - легче легкого. Чем автор тут благополучно и занимался))

 Отправлено: 15.02.22 14:10. Заголовок: Ранний гость Вы в м..

Ранний гость
Вы в материале - все уже поняли. Но Вы так рассуждаете, как будто у нас в каждом спортзале в каждом городке по олимпийскому чемпиону прыгает. А тренеры-то есть в каждом. И каждый так и называется - "тренер". Им зарплату платят. Дети спортом должны заниматься. И сами они спортсмены в прошлом какие-никакие. Амбиции, то, сё. Вот один такой описан, с садистскими наклонностями бОльшими, чем у других. И не более.

 Отправлено: 15.02.22 14:21. Заголовок: Гость так я сразу ск..

Гость так я сразу сказала, что чушь написана. А все примеры привела, чтобы в голословности (а то, не дай бог, и в зависти) не обвинили

Гость пишет:

цитата:

И не более.

Что же это получается, товарищи тематики? Девочку Люсю полоскали 3 дня к ряду, обвиняя в том, что она неправильно попкой под ремешком виляла, а папка ее не с теми ведрами по воду ходил - и всем так правды хотелось добиться, такая дискуссия жаркая была. А тут то-се тренер лупит чемпиона по ногам, которыми он (чемпион, в смысле) должен прям опосля порки за медалью бежать - и нормально все, оказывается рядовой тренер описан.
Не понимааааю

 Отправлено: 15.02.22 14:23. Заголовок: Ранний гость пишет: ..

Ранний гость пишет:

цитата:

Мамаша-амеба? Так оно такое сплошь и рядом в тематических рассказах: папа - тиран, мама - идиотка, несчастное никем не понятое дите))

Вы не первый уже раз сетуете на подобное положение вещей, храня в тайне один интересный ответ на вопрос: а вы-то, собственно, какими таких родителей видите? Не тираном и не амебой? То есть, существуют, по-вашему, культурные, интеллигентные папы, обладающие в полной мере эмпатией, - и при этом ремнем воспитующие детей? - не в состоянии аффекта, единичный случай, а - когда в системе и на постоянной основе?
Нормальная же мама, - не амеба которая, - на автопилоте, инстинктом, данным ей в процессе эволюции от природы,должна схватить сковородку и устремиться к супругу с криком: "Оставь ребёнка, а то убью, гниду!" - вот это вот норма.
А вам все как-то иначе нормальное представляется?

 Отправлено: 15.02.22 14:52. Заголовок: С.Ф. пишет: Вы не п..

С.Ф. пишет:

цитата:

Вы не первый уже раз сетуете

Вам в полной мере понятно значение слова "сетовать"? Если да, то напомните мне, пожалуйста, где именно я рыдала на этот счет. Я прочитала предложенный к прочтению рассказ и не увидела в нем никаких характеров и никаких взаимоотношений.
Какими мне представляются отношения в семьях, где практикуют ТН? Не буду фантазировать, приведу пример семьи, в которой я росла. Мой отец был человеком слабохарактерным, сентиментальным и жалостливым. Кошек-собак жалел, фильмы слезливые смотря, мог слезу пустить. Цветы выращивал, пыль с лепесточков вытирал. С матерью жили душа в душу, кроме как "хорошо, дорогая", я не помню, чтобы и отвечал как-то ей. Мать, наоборот, горластая, хамоватая, не расположенная ко всяким сюсюканьям. Вместе они очень любили младшего брата, а меня и старшего - не очень. Но даже несмотря на любовь, отец периодически норовил и ему поддать. Вот тогда мать реагировала примерно, как вы описываете
С.Ф. пишет:

цитата:

сковородку и устремиться к супругу с криком: "Оставь ребёнка, а то убью, гниду!"

Если же дело касалось меня или брата, она принимала активное словесное участие.
Вот такой сценарий, например, может быть.
Скрытый текст

Вы только мне не говорите, пожалуйста, про тихого садиста, я и сама это знаю.

 Отправлено: 15.02.22 15:47. Заголовок: К сожалению, предмет..

К сожалению, предметно не могу говорить по этому вопросу, так как в детстве ни на какие секции не ходил. В плане "добраться" было весьма проблематично. Так что все мое знакомство со спортом ограничивается киданием железок, брусьями, подтягиваниями и отжиманиями с пацанами по принципу "кто больше".
Но тренера мне не представляются особо сентиментальными и добрыми личностями. Моя старшая дочка лет в 10, загорелась желанием заниматься карате. Мама ее отвезла аж на 2 тренировки и этим все кончилось. Потому, что тренер на нее наорал и обозвал то ли бестолочью, то ли еще как-то в этом роде. Желание стать каратисткой моментально пропало)
Так что могу допустить, что сочетание "тренер + папа" не самое благоприятное, скорее там не излишняя жалость будет, а излишняя жесткость. Но опять же, это мое субъективное мнение.
А в целом рассказ понравился, особенно концовка. Возможно, отец-тренер, даже понимая, что из ребенка чемпиона не будет, все равно старался реализовать свои нереализованные амбиции, буквально ломая сына силой. Ясно, что сам он чемпионом не стал, раз в карьере достиг только рядового тренера начинающих. А пацан вызывает большую симпатию.

 Отправлено: 15.02.22 23:33. Заголовок: Автор хороший, у нег..

Автор хороший, у него более 50 произведений, и да он повернут местами на спортивной тематике, главным образом баскетбол конечно ... Но лучшие, по моему, у него рассказы просто о детях, часто дошкольникам и младших школьниках .. . Почитайте рассказ "Стёпка" ...

 Отправлено: 16.02.22 12:07. Заголовок: Колонка Лены Аверьян..

Колонка Лены Аверьяновой

Привет!

Сегодня стартует Олимпиада, и я бы хотела поговорить с вами именно о ней. В контексте родительства, конечно, как же иначе!

Не знаю, как было у вас, но я росла в семье, где Игры ждали с нетерпением — перерывы между главными соревнованиями планеты (четыре года от одной Олимпиады до другой и два — между летней и зимней) были мучительными и долгими. Но когда наступало блаженное время Игр, все в доме оживало: мы смотрели абсолютно все, что можно было посмотреть — от поло до керлинга.

Особенно я, конечно, переживала за состязания по спортивной гимнастике — я сама отдала этому виду спорта некоторое количество лет, поэтому чувствовала какую-то сопричастность (наверное, потому что занималась я в школе олимпийского резерва) и немного, конечно, ревность — вот, мол, я выбрала учиться, а не спортом заниматься, а могла бы и олимпийской чемпионкой стать.

На самом деле, я думаю, даже тогда я понимала, что нет, не могла бы. Я ушла из спорта не потому, что выбрала учебу — хотя официальная версия такова, и даже не потому, что получила травму — в конце концов, несовместимых с продолжением тренировок травм бывает не так много, а потому, что каждый день в спортшколе был для меня пыткой.

Когда я только пришла в секцию, я обожала там все — нагрузки, общение, отношение тренера, форму и какой-то особый статус: ты могла делать что-то очень необычное и сложное. И оно получалось. Так вот, как только стало действительно получаться, все изменилось: и нагрузки, и общение, и отношение тренера, конечно. О, я знаю, что такое боль и унижения. Насилие и газлайтинг. Абьюз и пренебрежение. И со всем этим я познакомилась в стенах спортивной школы.

Почему-то в детстве я была уверена, что это только мне и оставшимся в группе — за пару лет от коллектива в десять девочек нас осталось трое, остальных отчислили или забрали родители — не повезло с тренером.

Но чем больше я погружалась в тему, тем яснее становилось: насилие — это один из столпов, на котором держится спорт высоких достижений.

Спорт — это очень закрытая институция, примерно как балет. То есть все знают, все все понимают, но лишних людей туда не пускают, а проблему дисциплинарных методов на тренировках широко не обсуждают — в конце концов, публика должна видеть достижения и результаты, которыми можно гордиться, а что там происходит за закрытыми дверями — не наше дело.

Думаю, по такой логике и существовала культура насилия в Голливуде, по которой не так давно прокатился бульдозер движения MeToo. Я думаю, что в недалеком будущем спорт тоже ждет волна подобных историй и расследований. Почему этого не произошло до сих пор?

Потому что — смотри выше: спорт очень закрыт сам по себе, а спортсмены растут в полной уверенности в том, что тренер всегда прав, а получают они за дело. Это типичное мышление жертв насилия, которые сначала ищут проблему в себе.

Но новый виток гласности в массовой культуре наверняка повлечет за собой дискуссию о наказаниях в профессиональном спорте. И тогда система постепенно начнет меняться.

А пока, мне кажется, Олимпиаду все же можно смотреть вместе с детьми, хотя вот моя коллега Катя Статкус придерживается другого мнения на этот счет. Я же думаю, что просмотр соревнований — хороший повод обсудить с ребенком не только победы и классные выступления спортсменов, но и то, что за всем этим стоит: упорный труд, часто граничащий с самоповреждением, тяжелейшие тренировки, требующие работы на пределах возможностей, а иногда — полное отсутствие поддержки и понимания со стороны тех, на кого ты надеешься (да, тут я говорю о родителях, которые говорят детям, приходящим с тренировок в синяках, что без боли ничего не получится, а тренер правильно сделал, что зарядил подзатыльник).

И эти разговоры, и общая тенденция на осознанность в родительстве в итоге приведут к тому, что вырастет поколение (пусть не сейчас, а через годы) детей, которые будут знать, что бить и унижать их нельзя.

Ни дома, ни за закрытыми дверями спортивной или общеобразовательной школы. И сам спорт тоже начнет меняться — добиваться успехов люди начнут из внутренней мотивации, а не внешних оплеух и криков. Это возможно. Я совершенно точно в этом уверена.

До скорого и хорошей Олимпиады!
https://chips-journal.ru/reviews/kak-deti-budusego-izmenat-olimpiadu

 Отправлено: 16.02.22 14:12. Заголовок: Сталкер, к сожалению..

Сталкер, к сожалению, описанное в колонке имеет место быть, не со всеми и не повсеместно, но тем не менее. Но я здесь писала совсем не о том. Я писала про то, что автор просто не знает, о чем пишет. И весь текст призван вызвать у читателя жалость и аплодисменты: так тебе и надо, козел-папаша. Я лично против любого насилия по отношению к детям. Но ведь во всем, даже в художественных произведениях, должен быть здравый смысл.

Sakh пишет:

цитата:

у него более 50 произведений

Фикбук буквально кишит девочками, фантазирующими о порке мальчиков.

 Отправлено: 16.02.22 14:22. Заголовок: Ранний гость пишет: ..

Ранний гость пишет:

цитата:

Но ведь во всем, даже в художественных произведениях, должен быть здравый смысл.

Согласен, просто мне, как человеку в детстве далекому от спортивных секций и тренеров, сложно отделять правду от вымысла. Правильнее мне положиться на мнение тех, кто в теме по этому вопросу.

 Отправлено: 17.02.22 01:08. Заголовок: Интересная тема, нес..

Интересная тема, несколько десятков лет назад стали запрещать допинг, а телесные наказания в чем-то тоже допинг, они заставляют организм делать работу уже через немогу ...
Запретив тренерам применять жёсткие методы воздействия кто-то из подопечных не сможет достичь необходимого уровня, но кто-то же сможет все равно, просто у него хватит стремления, силы духа и т.п.

 Отправлено: 17.02.22 02:04. Заголовок: Sakh пишет: Запрети..

Sakh пишет:

цитата:

Запретив тренерам применять жёсткие методы воздействия кто-то из подопечных не сможет достичь необходимого уровня

Читал какой-то международный мониторинг. Самыми результативными, равно как и сами жёсткими тренерами были названы русские и китайские.

 Отправлено: 17.02.22 10:03. Заголовок: Nemo пишет: Самыми ..

Nemo пишет:

цитата:

Самыми результативными, равно как и сами жёсткими тренерами были названы русские и китайские.

А насчёт допинга как?)

 Отправлено: 17.02.22 15:49. Заголовок: Сталкер пишет: А н..

Сталкер пишет:

цитата:

А насчёт допинга как?)

А вы посмотрите списочек, разрешенный сестрёнкам Уильямс начиная от наркосодержащих обезболивающих
Фишка есть такая "терапевтическая обоснованность и необходимость". Но, получить ее легко, по-моему только америкосам

 Отправлено: 17.12.22 19:37. Заголовок: Регина

Сумасшедший папаша.

 Отправлено: 17.12.22 21:09. Заголовок: Ранний гость пишет: ..

Ранний гость пишет:

цитата:

Папаша-самодур - это очевидно, но только причем тут спорт? С таким успехом он мог сына заставлять формулы по физике учить или лобзиком выпиливать. Тут уж, что называется, заставь дурака богу молиться... Но автор берет спортивные мучения, а поскольку ничего в спортивной подготовке не смыслит, его минусы обращаются в плюсы отцу как тренеру)) Мамаша-амеба? Так оно такое сплошь и рядом в тематических рассказах: папа - тиран, мама - идиотка, несчастное никем не понятое дите)) Что автора понесло куда-то не в ту степь, стало понятно, когда он своего чемпиона голым на грязный мат положил. Это победа просто

ни спорт, ни гигиена тут не причём. не про это рассказ а про грязный мат хорошо. доставляет и натуралистично... это я как потерявший несколько лет на самбо свидетельствую. и где же голый? он в майке, футболке, разве нет?

люблю скакалку. она здесь очень художественно описана сохраню себе цитату где-нибудь

если бы повествование закончилось первой частью - это было бы идеальный тематический рассказ но автора понесло.. вот эта перемена девайсов... линейка - не верю!(с) у моей мамы, как у художника-графика была куча длинных деревянных и пластиковых линеек, лекал и т.д. ни разу до них не доходило. линейки ломаются на раз-два. а потом пойди найди... маман это понимала.

цитата:

Фикбук буквально кишит девочками, фантазирующими о порке мальчиков.

а можно поподробнее. хотя бы пару ников . я хоть и предпочитаю M/m но нежно люблю таких девочек...