Форум

Должен же существовать образец,
если существует корявая копия.
/В. Набоков/

Олег вышел из воды и, не вытираясь, плюхнулся прямо на горячий жёлтый песок. Он с детства любил именно так – после купания ложиться не на покрывало, а на песок. Сначала это была привычка, точнее, вынужденная необходимость: ходить на речку с лишним грузом в виде покрывал мальчишкам казалось несусветной глупостью, к тому же, поход на пляж часто бывал незапланированным и решение принималось спонтанно, вдалеке от дома, – не тащиться же туда за покрывалами и тормозками с едой. А потом с этим покрывалом что делать, если после речки они ещё не планируют расходиться по домам? В общем, глупости это – на покрывале лежать, когда теплый песок для этого подходит гораздо лучше. А перекусить можно и яблоками, абрикосами или черешнями с ничейных деревьев; магазинов, к сожалению, поблизости не было. Постепенно привычка лежать на песке распространилась и на совместное пребывание на пляжах с родителями. На покрывало Олег мог пересесть, для того, чтобы поесть, уже когда обсыхал и отряхивал налипшие с тела и плавок песчинки. Родители особо не возражали, привычка была безобидной, покрывало песком засыпано не было – да и ладно.

Вот и сейчас, он с удовольствием растянулся на теплом песочке, машинально, как в детстве, позагребал его руками, сооружая горку под голову и замер с закрытыми глазами. Больше, чем несколько минут, непоседливому по натуре Олегу лежать неподвижно не удавалось; он потянулся к сумке, лежащей на покрывале, выудил оттуда сигареты и банку пива. Пиво было теплым, но тут уж издержки пляжной конъюнктуры – этот, под названием «Молодежный», был за городом и считался отчасти «диким»; кафешек, магазинчиков, мангалов напрокат и других «точек», присущих окультуренным пляжным зонам, тут не было, поэтому пиво пришлось брать ещё в магазине в городе. Зато здесь было меньше людей, не в пример чище песок и вода, и гораздо больше зелени. Купающиеся со своими владельцами собаки, которых не допускали на цивилизованные пляжи, Олега ничуть не раздражали; он даже с удовольствием смотрел, как четвероногие весело плещутся в речке, а потом смешно отряхиваются на берегу, разбрызгивая мелкие капельки воды с шерсти метра на два вокруг.

Мужчина сел на песке поудобнее, закурил и хотел было открыть банку пива, как внимание его привлек железнодорожный состав, въезжающий на мост через реку. Автомобильный мост был совсем близко, Олег без труда мог различить по силуэтам марки проезжающих по нему автомашин; железнодорожный чуть дальше, но в том, что состав пассажирский, сомневаться не приходилось, окошки на синих вагонах виднелись отчётливо.
Ему всегда, c самого детства, нравилось смотреть на проходящие поезда и слушать перестук колес. Кто те люди, которые едут там, куда они направляются, и откуда? Отдыхать, полные радужных надежд и ожиданий, или, напротив, возвращаются с отдыха, уставшие, но с багажом приятных впечатлений, везущие сувениры на память себе и в подарок родственникам и друзьям? А может быть они едут в командировку, по ответственному делу и, сидя в купе, изучают важные документы? А кто-то, возможно, переезжает на новое место жительства и строит планы на новую жизнь? Наверняка кто-то из пассажиров сейчас сидит в вагоне-ресторане, основательно обедает или просто пьет кофе с чем-то лёгким, включая коньяк. Умом Олег теперь понимал, что пища, да и напитки там отнюдь не пятизвёздочного качества и не особо богаты ассортиментом, но детская иллюзия и ощущение романтики – сидеть в вагоне-ресторане и угощаться чем-то вкусным, глядя на проплывающие за окном пейзажи и слушая перестук колёс, – остались с ним навсегда.

Сначала мальчику, а потом мужчине казалось немного удивительным, что ли… нет… странным и каким-то неправильным, что вот они встретились на мгновение в одной точке: пассажиры поезда с ним и снова разошлись навсегда в разные стороны, не подозревая о существовании друг друга. Удивительно, но сам Олег, когда бывал пассажиром, никогда не задумывался о том, что кто-то так же смотрит на проходящий мимо поезд и размышляет о том же, что и он. Чувство «нечаянной встречи» никогда не посещало его в поезде, только на земле.
Вот и сейчас мужчина, не отрывая взгляда и забыв про пиво, смотрел на идущий по мосту поезд.

Кошмар начался посередине реки. Словно в замедленной съёмке, один из пролетов моста начал падать вниз, увлекая за собой несколько вагонов, находившихся как раз на нем. Сцепка с передними вагонами, уже проскочившими разлом, разорвалась и они рванули вперёд, спасаясь от гибели, а задние, влекомые падающими вагонами, обречённо и быстро устремились вниз. Бетонная махина рухнувшего пролета и первые вагоны с жутким грохотом погрузились в воду, взметнув ее вверх метров на двадцать. Следующие вагоны падали на предыдущие, которые ещё даже не успели уйти под воду.

Олег, оцепенев от ужаса, смотрел, как первые вагоны уже начали скрываться с поверхности воды, а следующие змейкой неслись вслед за ними вниз. Мысли метались как сумасшедшие: «Бежать туда! Нырять! Звонить! Господи!», но его охватил паралич – ни двинуться, ни закричать мужчина не мог. Волосы зашевелись от ужаса, будто под кожей головы ползало что-то живое, сердце ухнуло куда-то вниз и остановилось, а на лбу и висках, несмотря на летнюю жару, выступила испарина.
И тут он услышал, нет, даже почувствовал всем телом, всей кожей, каждой клеткой, как вибрирует и вздыбливается вода, транслируя крики обреченных, замурованных в железе людей – низко, почти инфразвуком. Наверное, так звучит Ад: криками ужаса, боли, мольбами о помощи; только сейчас звуки раздавались не из недр земли, а через толщу воды, давя на барабанные перепонки и чуть не разрывая их. Вода кричала и стонала, и крики людей, не желающих умирать, смешивались со стонами воды, каждой ее молекулы, не желающей принимать эту жертву.
Перед глазами Олега калейдоскопом замелькали картинки, как будто в современном, дурно сделанном музыкальном клипе, когда один образ с молниеносной быстротой сменяет другой, и мозг просто не успевает ничего зафиксировать и осознать, но зато эта мозаика мгновенно вызывает резкую боль. Он смотрел на панику и давку, на обезумевших людей, колотящих в толстые стекла в тщетной попытке разбить их, мечущихся по узким вагонным проходам; кто-то безостановочно осенял себя крестом, кто-то прижимал к себе детей, пытаясь защитить и укрыть их от смерти… Все это Олег видел, будто сам находился в воде, но не тонул, а был просто сторонним бесплотным наблюдателем, заглядывающим в окна вагонов.

Круговерть изображений, наконец, исчезла и перед глазами мужчины снова возник обрушившийся мост, река, на дно которой очень медленно уходили железнодорожные вагоны, ставшие для людей гробами, и яркий летний солнечный день. Паралич отпустил.
Олег, не в силах подняться на ноги, на четвереньках прополз по песку несколько метров и схватил за плечо полного мужчину, сидящего на покрывале в компании женщины и еще одной пары – четверка играла в карты.
«Там…там…», - слова хрипом тяжело вывалились из пересохшего рта. Мужчина обернулся и уставился на мост, на который Олег указывал трясущейся рукой. Несколько мгновений незнакомец вглядывался вдаль, потом недоуменно перевел взгляд на Олега:

- Что там?
Пожилая женщина из компании картежников тронула его за руку:
- С вами все в порядке? Вам плохо?
- Да нажрался, не видишь, что ли! – припечатал второй мужчина.
Толстяк сбросил олегову руку с плеча, отвернулся, и компания вернулась к прерванному занятию.
Олег какие-то секунды тупо смотрел в спину толстяка, потом перевел взгляд на реку. Вагоны продолжали постепенно скрываться под водой, изуродованный мост зиял проломом.
Мимо пробегал мальчишка лет десяти, и мужчина схватил его за руку.
- Посмотри! Что ты видишь? – с трудом выдавил Олег, указывая направление.
Шкет приложил руку козырьком к глазам.
- Что на мосту? Ты видишь?
- Ничего, а что там? – даже как-то заинтересованно спросил пацаненок.
- Ты видишь поезд?
- Так он ведь проехал уже. Ту-тууу!
- Проехал? Совсем?
- Совсем уехал, – мальчишка посмотрел на него, как на перегревшегося на солнце.
- Видел, как он проехал?
Утвердительный убежденный кивок.
- И ничего там не случилось? Ничего в воде не видишь?
Пацан отрицательно замотал головой.
- Ну, беги тогда, - Олег выпустил его руку, и малец трусцой припустил по своим делам.

Мужчина медленно обвел глазами пляж. Одни беззаботно загорали, лежа на покрывалах, другие, особенно ребятня, плескались в воде. Невдалеке группка юнцов играла в пляжный волейбол, рядом молодая компания пила пиво с раками.
Все тихо и спокойно. Никто ничего не видит. И не слышит. Никто. Ничего. Не. Замечает. Как будто ничего не случилось. Олег снова взглянул на мост, поморгал, но картинка не изменилась: первые вагоны и обломки пролета почти уже скрылись из виду, погрузившись в воду, но сам здоровенный провал на мосту был ему хорошо виден.
«Этого не может быть. Не может быть, чтобы видел и слышал только я и никто больше. У меня солнечный удар. Или я сошел с ума, и это просто галюники. Если в стенах видишь руки, так и знай, что это глюки», - пришло понимание и вместе с ним облегчение.

Олег с трудом, словно только что перекидал десяток тонн угля, поднялся, натянул джинсы и футболку, обулся, уложил покрывало в сумку и поплелся прочь от реки. Оборачиваться было страшно – в глубине души он понимал, что снова увидит изуродованный мост. «Это галюники, ничего не было, приеду домой, надо полежать, и все пройдет», - как заклинание, мысленно повторял мужчина.

Он медленно двигался по тропинке, шедшей от пляжа с уклоном вверх, к трассе, на остановку маршрутки, как вдруг его кольнула неприятная и тревожная мысль: «Как на Голгофу…». Олег испуганно вздрогнул, – что это с ним, что за религиозная чушь лезет в голову, он ведь никогда не считал себя верующим человеком, не ходил в церкви, не соблюдал постов и прочих обычаев, да что там, он даже не был крещеным и не собирался и в будущем отдавать дань этой дурацкой моде.

Из-за зелени уже виднелась остановка, на которой не было ни единой живой души. Мужчина дошел до крытого прозрачного навеса, плюхнулся на скамейку и вытащил из кармана сигареты, но вдруг его взгляд наткнулся на передвижной холодильник под большим пляжным зонтиком, стоящий метрах в пяти от остановки. В таких обычно лежало мороженное или заморозка – пельмени, вареники и прочее. Могло быть и пиво, и минералка или сок. Рядом никого не было, пластиковый стул продавщицы был пуст. «Наверное, привезли, пока я на пляже был, а она отошла на пару минут», - решил Олег и неожиданно почувствовал, что ему до безумия хочется мороженного. Он подошёл к холодильнику и принялся через стекло разглядывать содержимое. Холодное лакомство было на любой вкус и цвет – в рожках, брикетах, пачках, в виде тортов, со всевозможными наполнителями, орешками, фруктами и ягодами, но Олегу хотелось самого обычного мороженого, такого, как он ел в детстве – «молочного», за 10 копеек.
«А зато у нас был самый вкусный пломбир. И колбаса по 2.20», - криво усмехнулся мужчина. Углядев самую неприметно-скромную пачку с незатейливой надписью «Мороженное» на сероватой обёртке, он завертел головой, выглядывая продавщицу, но той видно нигде не было, и Олег нерешительно протянул руку к крышке холодильника. К его удивлению, тот оказался не заперт; Олег вытащил нужную пачку, положил сверху десятку, так, чтобы ее сразу увидела продавщица, и закрыл холодильник.

Попробовав мороженное, мужчина скорчил недовольную гримасу: оно показалось ему абсолютно безвкусным, совершенно не сладким и даже не холодным, - с таким же успехом и удовольствием можно было пожевать стерильную медицинскую вату. «Вот, уже и вкусовые рецепторы нарушились, точно солнечный удар и нарушение восприятия реальности», - словно сам себя убеждая, констатировал Олег.
Из-за поворота вынырнула маршрутка, и он торопливо выбросил пачку в урну. Автобус был абсолютно пуст, водитель, что бывает редко, не включил радио, а сама машина выглядела такой новенькой и чистой, словно только что сошла с конвейера. Даже придорожная пыль и грязь не осела на транспорт снаружи, будто его тщательно обрызгали антистатиком. Олег не стал задумываться над этими странностями, и, устроившись на сиденье поудобнее, устало прикрыл глаза.

Из дремоты он вынырнул резко и неожиданно, открыв глаза, обнаружил, что автобус подъезжает к его остановке. В салоне по-прежнему никого не было; возможно, люди заходили и выходили, пока он спал, успокоил себя Олег, хотя тревожный звоночек начал звучать в мозгу: слишком странно, что в субботу вечером транспорт с пляжа ходит совсем пустым. Водитель сделал вид, что не услышал олегово: «Спасибо, доброй дороги», да и вообще в упор не замечает единственного пассажира, тут же закрыл за ним двери и уехал.

Мужчина перекинул на другое плечо сумку и пошел к своему дому. Через несколько минут он осознал ещё одну странность – скамейки возле подъездов домов, мимо которых он шел, были абсолютно пустыми: ни всегдашних вездесущих старушек, ни подростковых, громко смеющихся стаек. Дети, как обычно, не катались на гироскутерах, сигвеях или великах. Олег физически почувствовал: что-то, нет, все не так, но что именно – с ним или вокруг, он понять не мог. И не просто не так, а «нехорошо» не так. Сердце вдруг резко кольнуло, оно быстро заколотилось, а потом, как на пляже, провалилось вниз и замерло. Мужчину прошиб холодный пот, а ноги внезапно стали совсем ватными. «Инфаркт, значит, вот так это и происходит», - мысль была неожиданно спокойная и даже какая-то отстраненная.
Он медленно дошел до ближайшей лавочки, присел и несколько раз постарался глубоко вздохнуть и медленно выдохнуть. Как будто стало чуть легче. И тут Олег понял, что было «не так». В воздухе ничем не пахло. Совсем ничем. Из открытых окон не тянуло запахом кухни, не было аромата цветов, растущих на клумбах возле подъездов, не ощущалась неизменная вонь выхлопных газов и бензина с дороги. Городской привычный смог полностью отсутствовал. Хотя нет… Какой-то запах все таки был… определения и названия этому запаху он дать не мог. Меди, которую сначала раскалили докрасна, а теперь она остывает? Нет…не то…ни на что ни похоже, раньше он никогда такого не чувствовал. В памяти вдруг всплыли слова отца, о том, что говорят – радиация не имеет запаха, а это неправда, запах у нее есть, только вот описать его словами невозможно, но его ни с чем не спутаешь. Именно этот запах он сейчас ощущает? Пахнет радиацией? Откуда ей здесь взяться???

Мужчина взглянул на деревья возле дома. Ни одна ветка, даже самая тоненькая, не покачивалась от дуновения ветерка. Олег замер, затаив дыхание, пытаясь понять, если ли вообще хоть малейшие порывы ветра. И осознал, что вокруг нет не только движения воздуха, но и звуков. Полная тишина. Ни пения птиц, ни лая собак, ни шума двигателей автомашин и сигналов клаксонов, ни музыки, болтовни телевизоров и разговоров из окон. Абсолютное отсутствие обычного городского гомона и звукового фона. Он закрыл глаза, в тщетной надежде, что через минуту откроет и, наконец, проснется.

Отсчитав про себя 60 секунд, Олег открыл глаза и поразился тому, чего он раньше не замечал. Все вокруг было в коричневатой палитре: небо с облаками, солнце, уже начинающее заходить за горизонт, трава, листья деревьев, дома из белого силикатного кирпича… И сам воздух был коричневатого цвета. Все было пропитано коричневым, который съел остальные цвета и оттенки. Мужчина оглядел здания вокруг – окна наглухо закрыты, ни в одном из них не зажглась первая лампочка и не видно мерцающего экрана телевизора или монитора, нигде на балконе не висят сохнущий пододеяльник или детская рубашка. Олег отчётливо понял – он один на свете. Больше в мире нет никого, ни единой живой души. Ужас и тоска, навалившиеся на мужчину, были такими огромными, что он физически ощутил, как они раздавливают, расплющивают его, сжимают до размеров точки в результате какого-то чудовищного коллапса, и он становится уже меньше точки, превращаясь в молекулу, потом в атом и сейчас совсем и навсегда исчезнет, канет в никуда и станет ничем.

Олег чуть не завыл, сжав кулаки так, что ногти впились в кожу, и это вернуло его в реальность. Ничего не изменилось, но мужчина почувствовал – есть то, что он должен сделать: добраться до своего дома и взглянуть на него, а что будет потом – уже неважно.
Ещё максимум сотня шагов. Олег упорно передвигал ставшие пудовыми ноги, глядя вниз. Вот. Дошел. Поднял глаза и понял – его дом не совсем его. Как будто все было, как раньше, но, одновременно и по другому. Тот же дом, те же стены, те же окна и балконы, те же спутниковые тарелки на крыше, но…другие. Не свои. Чужие. Внезапно одно из окон его квартиры широко распахнулось. Единственное в доме. Олег вздрогнул. В его квартире кто-то есть. И он даже знает кто. Он сам. Больше там быть некому. Мужчина почувствовал, что должен подняться, войти и взглянуть на него. Точнее, на себя.

Олег ничуть не удивился, что ключ от тамбура подошел. Металлическая дверь его квартиры была точно такая же, даже почти незаметная царапинка, которую оставили криворукие грузчики, затаскивая кухонный гарнитур, была на месте. А возле соседней квартиры так же виднелось написанное мелом: «Gans N' Roses» - неумелое граффити 13-ти летнего поклонника американских рокеров. Мужчина несколько секунд раздумывал – открыть дверь своим ключом или позвонить; в том, что ключ тот, который надо, он не сомневался, но входить без спроса и приглашения «хозяина» ему казалось невежливым. Наконец, он решился нажать на кнопку звонка. Олег был внутренне готов, что сейчас увидит свою копию, что будет дальше – он не знал, наверное, тяжёлые и неприятные объяснения на предмет того, что он вовсе не невесть откуда взявшийся близнец, которого родители случайно потеряли в роддоме, а «настоящий Олег». Хотя настоящий ли он? Вопрос. В этих обстоятельствах, скорее, настоящий – нынешний жилец квартиры.

Какие-то мгновения в квартире была тишина, потом раздалось непонятное шуршание, затем скрежет открываемого замка и двери распахнулись. То, что увидел Олег, заставило его испытать уже знакомое чувство шевеления волос и ползания под кожей головы чего-то живого. «Хозяин» квартиры сидел на инвалидном кресле, ноги его были укрыты клетчатым пледом, а сам он был настолько исхудавшим и измождённым, будто провел несколько месяцев в Освенциме. Мужчина уставился на своего двойника, чувствуя, что язык присох к небу – калека был совершенно седым, кожа обтягивала скулы, от губ шли глубокие горестные складки вниз, тонкие и длинные, чуть ли не паучьи пальцы беспрерывно теребили бахрому на краю пледа, но Олег явно видел, что «хозяин» вовсе не стар, он одного возраста с ним, просто до предела изможден болезнью и немощью, так, что выглядит лет на 30 старше.

- Пришел…- выдохнул сидящий на кресле. – Когда-то это должно было случиться…
Олег вздрогнул, слышать собственный голос со стороны было непривычно. Мелькнула мысль о том, как противно он звучит.
- Заходи, что же стоять на пороге….
Он ловко отъехал в сторону, пропуская гостя внутрь. Не зная, что ответить, Олег молча вошёл в свою квартиру. Калека покатился на кухню, Олег пошел вслед за ним.
- Чай? Черный, зелёный? Впрочем, о чем это я… Ты же терпеть не можешь зелёный. А лучше вообще кофе. С капелькой коньяка, как ты любишь.
Олегу показалось, что он проваливается в какую-то пропасть, где на дне, огромными пылающими буквами, написано «Безумие». Пришла мысль: «Может я действительно сошел с ума, мне все это кажется, я мирно лежу сейчас на койке в домике с мягкими стенами, скоро медсестра принесет колесики или шприцы, и я вернусь в относительную реальность?». Впрочем, мужчина понимал, что мысль эта всего лишь обманчивое самоуспокоение, а реальность – вот она, здесь и сейчас, и никакие колесики и укольчики не помогут от нее спастись.

Хозяин квартиры, подъехав к кухонным шкафам и повернувшись к Олегу спиной, довольно ловко управлялся с приготовлением кофе. Смотреть на калеку Олегу было неприятно, и он начал обводить взглядом кухню. Все так же, как у него. До мельчайших деталей. Те же магнитики на холодильнике, вон самый последний, с дельфином на ракушке-королевке и надписью «Лазурное», вон на стене в рамке висит картинка с волком, лежащим на снегу. Даже его глиняная коричневая чашка, сувенир с Карпат, стоит точно на своем месте. Стерильная чистота и порядок.
Инвалид поставил на стол перед Олегом чашку с дымящимся напитком, блюдца с нарезанным лимоном и сыром, присыпанным острым красным перцем. Все именно так, как он любит. В кухне поплыл аромат молотого кофе и коньяка. Странно, но теперь Олег отчётливо ощущал запахи.

- Ну, что же ты ни о чем не спрашиваешь? Совсем все ясно и нет вопросов? – усмехнулся двойник.
Вопросы… Их был миллион, да только Олег не хотел знать ответы, хотя понимал, что узнать придется, раз уж он оказался здесь.
- Поезд был? Он упал? – отчего-то именно это показалось ему сейчас самым важным.
Мужчина в инвалидном кресле кивнул, катнулся к подоконнику, взял со стопки газет верхнюю и бросил ее на стол. Олег пробежал глазами статью на первой странице местного городского издания. Сегодняшний номер. «Страшная катастрофа на железнодорожном мосту…количество жертв исчисляется сотнями…поисковые и спасательные работы продолжаются…множество людей пока считаются пропавшими без вести…мэр города находится на месте катастрофы…городские власти развернули гуманитарный штаб…с немногими выжившими работают психологи… ожидается прибытие родственников погибших и пропавших, волонтеры и активисты начали сбор гуманитарной помощи и денежных средств, банковский счёт #....».

- А ты? Что случилось с тобой? – помолчав, с трудом выговорил Олег.
- Со мной? Нет, дружище, это случилось с тобой, - снова кривая усмешка. – Помнишь ту травму 8 лет назад? Хотя, чего я спрашиваю, конечно, помнишь. Но ты легко отделался, всего лишь куском металла в черепе, но остался с целыми руками и ногами, и даже с нормальной головой, а я стал вот таким. Знаешь, лег спать здоровым, сильным и бодрым, а проснулся в инвалидной коляске, вот, - калека развел руками. – Все помню, что случилось, но знаю, что это случилось с тобой, а не со мной.
- Почему? – глупо спросил Олег.
- Ты ещё ничего не понял? Эх, ты… Все во Вселенной находится в равновесии, только так она и может существовать. Если по простому, если в одном месте что-нибудь убудет, то в другом обязательно прибудет. Сообщающиеся сосуды. Этот мир копия твоего, только со знаком минус. Ему мало, что досталось – вам голубое небо, яркое солнце, зелень листвы и аромат цветов; нам – коричневый спектр и отсутствие всего. Плохое из вашего мира уходит сюда, и мы его принимаем и живём с ним.

- Значит, в моём мире катастрофы на мосту не было? – дошло до Олега.
- Верно мыслишь. Она должна была случиться, но мы же мир минус 1, поэтому она произошла у нас. А ты ее просто смог увидеть со своего мира.
- А…ты…- Олег не мог договорить до конца.
- И опять угадал. Таким должен был быть ты. А стал я.
- Ты что-то вроде моего ангела-хранителя? Тотема? – едва выговорив, Олег осекся, осознав, как цинично это звучит.
- Нет никаких ангелов! Тем более, хранителей! Это все выдумки попов, - рассердился калека. – Я твой козел отпущения, так сказать. Карточка-заместитель, свидетельствующая, что хоть ствол и отсутствует в оружейке, но с ним все в порядке и все под контролем. А ты думаешь, что я ненастоящий? Кукла? Компьютерный бот? Не чувствую боли и тоски? Ты выглядишь моложе своих лет, а я старею за тебя. Ты имеешь все удовольствия, а я ежедневную газету с описанием негатива.
Олег молчал. А что можно ответить?
- Кто же из нас настоящий? Ведь в нашем мире тоже есть горе и зло, – он запнулся и отвёл взгляд. – Инвалиды есть…
Калека наклонился к лицу Олега. Тот почувствовал лёгкий аромат своей собственной туалетной воды.
- Знаешь, я думаю, что оба мы ненастоящие, - тихо, будто раскрывая секрет, прошептал он. – Есть ещё мир. Со знаком плюс.
«Там, на самом на краю Земли
В небывалой голубой дали,
Внемля звукам небывалых слов,
Сладко-сладко замирает кровь…
Там ветра летят, касаясь звёзд,
Там деревья не боятся гроз,
Океаном бредят корабли,
Там, на самом, на краю Земли…
Что ж ты, сердце, рвёшься из груди?
Погоди немного, погоди…
Чистый голос в небесах поёт
Светлый полдень над Землeй…»
Вот там нет зла и Олег настоящий. Ваш мир пока находится во внутреннем равновесии. Внутреннее зло не превышает внутреннего добра. И потому он существует ещё. Но, мне кажется, осталось уже немного. Не зря же ты, а думаю, что не один ты, провалился сюда. Как только весы качнутся в одну сторону, то ваш мир станет таким же отстойником и помойкой, как наш. Собственно говоря, это уже и происходит. Как из сливного бачка к вам будет литься весь негатив, и вы будете его принимать. «Мир всегда приходит в норму, важно лишь чья она». Знаю, что ты не особо жалуешь Ежика Леца, но все же… Вы станете «минус один», а мы «минус два». А когда-то мы были нулем, но все просрали… Не сумели отстоять наш мир и пожинаем… Война убивает мир. В середине двадцатого века она убила наш, сейчас убивает ваш.

- Но я же сейчас чувствую запахи, - Олег не желал принимать сказанное и цеплялся за остатки реальности. За какие-то мелочи.
- Аааа….я тоже сначала слышал, забудь, – махнул рукой калека. – Это пройдет. Просто пока ты ещё не до конца оторвался от своей Вселенной. В этой квартире пока ещё сохраняются кусочки твоего мира, которые ты принес с собой, и ты их ощущаешь. Я тоже когда-то ощущал остатки своего…
Олег поднялся на деревянных ногах.
- А магазины какие-то у вас работают здесь? Давай я тебе хоть чего-то притащу из съестного. В конце концов, нам здесь жить как-то…

Тот самый мост...

На мосту