Форум

В моменте. Автор spesh.
Весенний конкурс рассказов 2023
Тема: Он такой же, как я

Я сделал замечание семнадцать раз. Семнадцать! А возня на заднем сидении не прекращалась. Лариса тоже произвела несколько безуспешных попыток утихомирить детей, и даже, спокойно сидящая с книжкой, Аня выдала пару подзатыльников. Бесполезно. Младшие играли в планшет. Считается, что это мирное занятие, превращающее детей в овощи, но планшет почему-то у них был один, и когда играла Соня, Макс скучал. А скучающий Макс – явление страшное.
Мое терпение лопнуло, когда он толкнул Соньку в какой-то ответственный момент, та возмущенно заорала, и детки натурально подрались. Мы как раз преодолели самый пробочный отрезок дороги (и кто берется ремонтировать все мосты одновременно, заставляя перед каждым три полосы покорно перестраиваться в уныло плетущуюся одинарную вереницу?!), я приткнул машину на обочину, вышел, обогнул капот и выволок разом присмиревшего сына из авто.
- Я сколько раз попросил тебя сидеть спокойно??! – проорал я, глядя в его перепуганное лицо. – Я за рулем! Такая дорога! А я вынужден постоянно на вас отвлекаться! Неужели нельзя понять, что я не просто так ругаюсь?! А?! Тебе тринадцать лет, Макс! Почему такая проблема на час – ВСЕГО НА ЧАС – занять себя хоть чем-нибудь самому?!
- Я больше не буду! Не буду, честное слово, - залепетал он, таращась на меня снизу вверх. Но я уже не видел смысла сдерживаться, младшенькие начали доводить с самого утра – хотели в кино вместо дачи.
- Руки протяни, - велел я непререкаемо, снимая ремень.
Увидев такое, Макс тут же отрицательно замотал головой.
- Пап, ну, не надо, прости меня. Пожалуйста!
- Руки!
Он нерешительно выставил перед собой ладони, и я возложил на них гладкую кожаную змеюку.
- Придвинулись! – скомандовал я вглубь салона. Соня, глядя на меня абсолютно такими же как у брата глазами, переползла на его прежнее место.
- Мне что, посередине сидеть? – для порядка возмутилась старшая, но тоже послушно пересела. Я протащил Макса до противоположной двери и втолкнул на место позади себя.
- Локти в колени! – креативил я сегодня просто по полной.
Он не сразу, но понял, сгорбился, поднял руки, и ремень оказался прямо перед его носом. – Вот так и держи, и чтоб я видел. Доедем, отдашь и сам попросишь тебя наказать. – И я захлопнул дверь.
Остаток пути мы доехали прекрасно. Аня читала, Соня делала вид, что играет, и Макс теперь тоже был занят – ревел.
Мой сын – удивительный человек.
Он прыгает в воду с пятиметровой вышки вниз башкой. Он скачет бесстрашным горным козлом по буеракам на специальном велосипеде, стоившем кучу бабок. Он не боится зеленки, уколов и зубных врачей. Он никогда не плачет, проигрывая соревнования. Он везде не на лучшем счету, потому что частенько сначала делает, а только потом принимается размышлять. Он выслушивает бесконечные жалобы и ругань в свой адрес с каменным лицом, гордо вскинув подбородок. Он так хорошо держит марку на людях, что имеет репутацию избалованного засранца среди всех без исключения педагогов. Но зато любой мой выпад в свой адрес воспринимает, как конец света. Каждый наш «серьезный разговор», совсем не обязательно сулящий хоть какое-то наказание, сопровождается такими отчаянными рыданиями, что я порой теряюсь. Он легко признает вину и абсолютно не напрягаясь просит прощения и пощады вперемешку. Он вообще не упирается, если я, потеряв терпение, раскладываю его под «горячие», когда считаю нужным, и неизменно кидается на шею в конце, без разницы, получив полное прощение или выхватив ремня.
Я долго думал, что делаю ему слишком больно. Но зачастую я шлепал его ладонью через колено в том возрасте, когда мой собственный отец уже повесил на гвоздь в детской ремень «третьей степени устрашения». Потом я думал, что это он настолько стесняется наготы, и перестал стаскивать с него одежду, хотя еще совсем недавно, забыв перед тренировкой плавки, он назло всем врагам, и тренеру заодно, пошел заниматься в переполненный бассейн с голым задом. Я думал, что ему стыдно перед сестрами и стал делать так, чтобы они почти не знали об очередном «разборе полетов», но снова мимо. Но я никак, никак не мог перестать его «порицать» и начать смиренно ждать «наступления естественных последствий проступков», как советовали все подряд психологи. Тогда бы мы все оказались в очень, ОЧЕНЬ глубокой заднице, в этом не было сомнений. Получив втык, Макс хоть на время становился похожим на человека с башкой на плечах.
И хотя я лупил его редко и не сильно, гораздо реже и слабее, чем он того заслуживал, прекрасно понимая, что этим тоже не помочь парню научиться обуздывать неуемный темперамент, зато если уже пообещал наказание, не отменял никогда. Поэтому не очень понял, чего он хочет добиться, отказываясь выходить из машины, когда мы уже минут пятнадцать как приехали, открыли дом и девчонки занесли внутрь свои пожитки.
- Давай, пошли, – предложил я Максу поставить точку в разговоре, открывая, наконец, дверцу с его стороны и кивая в сторону крыльца.
Он отрицательно помотал головой и не двинулся с места.
- Но ты хоть понимаешь, что заслужил и так вести себя нельзя?
Он поправил лежащий на коленях ремень и стал гладить пальцами ворсистую обшивку сидения перед собой.
- Тогда давай, – я потянулся за ремнем, но Макс снова поспешно схватил его рукой и вжался в спинку сидения.
- Ну, как знаешь, - все это заходило уже слишком далеко. - И я велел тебе держать ремень двумя руками. Если увижу, что бросил – восприму как согласие и отпорю на том же самом месте. При сестрах, так при сестрах. При пацанах, - я махнул рукой в сторону забора, за которым явно с воодушевлением гоняли мяч. – Значит при пацанах. Все понял? Ну, сиди.
Такого с нами еще не случалось. Каюсь, чаще всего решение пороть неслуха приходило ко мне спонтанно и тут же претворялось в жизнь. Если б я дотерпел со своим возмущением до дачи, то отодрал бы его сразу, как только вытащил из машины. Но я все равно был уверен, что, помыкавшись некоторое время, Макс придет за наказанием, чтобы, разобравшись со мной, убежать к друзьям. Но он сел на садовые качели и больше часа сидел почти не шевелясь. Макс?! Не шевелясь?!
Я с нарастающим удивлением поглядывал на него из окошка, занимаясь своими делами.
- Макс?! Ты че не вышел, падла? – вдруг раздался на улице возмущенный голос соседского пацана. - Мы опять продули!!! Всухую!
Я тоже выглянул на зов. Над забором торчало несколько взъерошенных голов, а внизу вместо моего обиженного на весь свет мальчишки уже стоял «парень с железными яйцами»: плечи расправились, голова поднята, широкая улыбка, снисходительный прищур, и ремень в руках смотрелся взятой по приколу игрушкой. Было не разобрать, о чем они говорили, но ржали громко.
Сзади ко мне подошла Лариса, положила голову на плечо:
- Что ты его мучаешь? - Спросила она, глядя как головы мальчишек одна за другой скрываются по ту сторону забора. – Наказал бы как обычно, раз уж решил, да и все.
- По-моему, я его и так уже наказал, - отозвался я. – И именно что «как обычно» - ремнем…
- Пойдем обедать, - вздохнула жена. – Все готово.
- Надо было сказать, чтоб держал на вытянутых руках, - добавил я, понаблюдав, как после ухода друзей, Макс сдувается на глазах и со злостью отгоняет, пришедшую подлизаться к нему Соню.
Он пришел к столу, но есть не стал. Отодвинул тарелку и демонстративно выложил перед собой руки с ремнем. Глядя на него, Сонька тоже постно сложила ладошки на коленях. Чувствовала, поганка, и свою вину за то, что брата наказали.
- Хватит ерундой заниматься, ешьте, - сказал я им обоим, но они одинаково качнули головами и продолжили свой флеш-моб с гипнотизированием предложенной еды, впрочем, довольно равнодушным, учитывая недавний перекус в «Мак-авто».
- Я больше не буду никому готовить, - в сердцах сказала Лариса, убирая со стола не тронутые тарелки.
- Сегодня чья-то очередь посуду мыть, - сказала в пространство Анюта.
- Я вымою, - тут же отозвалась Соня, заискивающе глядя на Макса. Тот из-под стола показал старшей сестрице выставленный средний палец. Остальные же девять ремень не выпустили.
После так называемого обеда Макс действительно отправился играть в футбол. Я не пошел смотреть. Не будешь же позориться на все дачи, в случае чего, хоть и обещал. И вернулся он совершенно другим человеком. Выяснившим, что, не выпуская из рук ремень, можно не только гонять мячик, но и кататься на велике, пинать ногами друганов, ходить вразвалочку, засунув большие пальцы в передние карманы штанов, а если вешать ремень на шею, придерживая концы, то он вообще становится практически не заметным для окружающих. От еды тоже уже никто не отказался. Оттопырив большие и указательные пальцы, но крепко держа ремень всеми остальными, Макс ловко орудовал вилкой и отщипывал от горбушки хлебный мякиш.
- Может и в школу так пойдешь? – поддел я его. И ожидал в ответ какой-нибудь дерзости, но он вдруг глянул почти так же, как утром у машины, и тут же сник.
Перед сном они с Сонькой долго хихикали, пялясь в экран смартфона и нацепив одни на двоих наушники. Между руками, держащими гаджет, свисал все тот же ремень…
На рассвете я поднялся с кровати, чтобы задернуть штору, забытую с вечера – раннее майское солнце светило прямо нам в окно. В соседней комнате, у девчонок, что-то упало с громким стуком, и я пошел посмотреть. Оказалось, с подушки спящей Анюты соскользнула толстая книжка. Я поднял ее, пристроил на столе. Потом поправил сбившееся Сонькино одеяло, и решил заглянуть и к Максу, мельком подумав, что это самый подходящий момент для того, чтобы забрать у него ремень и покончить со всей этой лабудой уже к завтраку.
Он крепко спал, лежа на животе, согнув одну ногу и засунув под подушку вытянутую руку. А пальцы другой руки даже сейчас подрагивали на пряжке лежащего у края постели ремня. И в этот момент я вдруг почувствовал себя скотиной. Мой сын вот до такой степени, что, казалось, помнит даже во сне, не согласен с положением вещей, а я? Ну, знаю ведь, знаю, как любит он тянуть внимание на себя, что у вертлявости этой в машине целью тоже было достать хоть кого-то. Недооценил серьезность ситуации, бывает - отец рявкал как-то не очень грозно, видать, не понятно было, что завелся не на шутку, и вот-вот пойдет вразнос.
Я осторожно присел рядом и только слегка попробовал потянуть ремень на себя, а Макс тут же вскочил, тараща бессмысленные со сна глазищи, но безошибочно нашел и схватил второй конец ремня, сел, вжался в стену, подобрав ноги, и, кажется, только потом проснулся.
- Максим, - проговорил я, внезапно ощутив, как перехватывает горло. – Ложись, чего ты?
- Папа? - неуверенно спросил он. – …Ты зачем? – он в панике прижал к груди массивную пряжку, рискуя заколоться насмерть ее штырьками.
- Макс… Успокойся.
- Ты пришел меня…? - он проглотил последнее, страшное, слово.
- Нет, что ты?
Он, наконец, сам удивился бредовости мысли, что я хотел избить его спящего, сморщился, как от боли и горько спросил:
- Почему я такой трус?
- Кто?
- Трус. Почему я не могу… сам?..
- Наверно, это не трусость, Макса. Это… инстинкт самосохранения. Да. Телу не должно быть больно, да еще по собственной воле, вот оно и против.
- Нет, - замотал он головой. – Я не могу даже, когда ты меня просто ругаешь… без боли… просто… думаешь про меня плохо… не могу и все…
- Так это то же самое, - убежденно проговорил я. – Кто сердит вожака стаи, рискует остаться с переломанным хребтом, а это может быть больно, - я попытался улыбнуться. – Выкинь ремень, и ложись. Я не буду тебя наказывать. Вообще больше никогда не буду. Слышишь? Ты взрослый уже, самому перед собой пора отчет давать за собственное поведение, а не чтобы папа с мамой в угол ставили.
- Мне это не снится? – вдруг спросил он жалобно и оглядел комнату. – Или проснусь и все равно придется… идти?..
- Не придется. Я считаю, что ты уже и так достаточно наказан: у тебя вчера был очень нелегкий денек. Парни не сильно смеялись?
- Нет. Даже поспорили, что я тебя пере… переборю.
Он вдруг подскочил и обхватил меня за шею. И так замер. Как тысячу раз делал раньше, привычно.
- Ну все, - я погладил его по спине. – Ложись.
- Можно я его себе оставлю? - Макс отлип от меня, а ремень, оказывается, так и оставался в его руке. Как страховка? – А то я к нему уже привык.
- Хорошо, дарю, - усмехнулся я. - Спи. Еще очень рано.
Но он так и забрался под одеяло с ремнем в руке, будто до конца не веря в реальность происходящего.
Пока я возвращался к себе, по краю сознания пролетела легкая мысль, что этот ремень теперь будет долго кочевать из одних штанов Макса в другие и обратно. И однажды, через много дней, он все-таки вытащит его, не дрогнув ни единой жилкой, предлагая наказать себя за какой-нибудь очень-очень дурацкий проступок. Но я не возьму. Ведь я никогда не нарушаю своих обещаний.
Благостная фантазия растаяла облачком, но, если б ее не было, я бы не почувствовал себя таким лохом уже назавтра. Когда Ларисе позвонили из школы и сказали, что наш сынок еще в пятницу засыпал порошком из огнетушителя лестницу между вторым и третьим этажом, а заодно и портфели нескольких младшеклассников, чьи родители и пришли в понедельник спозаранок к директору, надеясь возместить, если не материальный, то хотя бы моральный ущерб. На лицо были мои «любимые» «хулиганские побуждения», за которые, я уверен, надо пороть не только детей, но и взрослых, если «соображалка» отстает от всего остального…
Уставшая не меньше меня за учебный год классная, видимо, не выбирала слов. Потому что их не выбирала и Лариса, пересказывая мне, сидящему в офисе, ход своей разборки в директорском кабинете. Все в порошке… С друзьями... Попали на камеру... Пытались отпираться... Хотели пошутить...
На работе день тоже выдался не из легких, думать еще и про школу обстановка не очень позволяла, зато по дороге домой все мысли заполнились Максом. Это что же получается? Этот поганец вертелся юлой в выходные все время помня о том, что наделал в школе накануне? Строил из себя сначала беззаботную, а потом напуганную паиньку, выманил ремень? Может и не спал вчера вовсе, развел меня, разжалобил, как мелкий жулик?? И это вместо того, чтобы сознаться, как-то объясниться? Самое главное в жизни, чтоб задница не болела, значит так??
В общем, домой я влетел в состоянии каком надо. Ремень на мне сегодня был еще круче вчерашнего: Уже, толще и дубовей, и я сам не заметил, как он выскользнул из петель. Где искать Макса долго гадать не надо было – злая Лариса всегда загоняла нашкодивших детей в «бегемотные» кресла, занимавшие середину комнаты с телевизором. Хоть оттуда и доносились Сонькины музыкальные упражнения – пианино тоже стояло там, я не ошибся. Увидев меня с ремнем в руке, уже порядком зареванный Макс тут же выскочил из своего кресла, за спинку, ближе к окну.
- Ты обещал! – дико заорал он оттуда.
От этого вопля Сонька сбилась и тоже испуганно вскочила. В наступившей тишине я выволок Макса за ворот футболки и усадил обратно, сам подкатил удачно освободившийся сонькин круглый табурет и устроился напротив.
- Я обещал на будущее, - как мог спокойно пояснил я. - А не за то, что ты УЖЕ натворил.
В дверях показались Лариса с Аней.
- Ты обещал, - упрямо повторил Макс, вытирая щеку о коленки, которые подтянул к груди и обхватил изо всех сил.
- Рассказывай.
- Что рассказывать?
- Как додумался? Ну как? Что должно в голову шарахнуть, чтоб огнетушитель! со стенки сорвать и носиться с ним по школе??! – я едва сдержался, чтобы не постучать по пустой башке напротив.
- Я не носился!
- Носился-носился, - вступила от дверей Лариса. – Да еще и не один. Как обычно. Всю шайку свою подучил.
- Что вообще у тебя за страсть – там свинячить?!! – снова спросил я, вспомнив, как в прошлом году рассматривал жирные пятна от пластилина на стене кабинета математики.
- Да не хотели мы ничего! Ты же сам… показывал… Тогда… Как огнетушитель работает… И ничего не осталось! Откуда я знал, что так будет??
Оп-па. Мы и правда недавно на даче тушили мангал, и я учил Макса с Соней, как правильно использовать огнетушитель. Все равно тот пора было везти на перезарядку. Дети по очереди нажимали на тугой рычаг, удивлялись тому, как громко эта хреновина шумит, и как покрывается инеем черный пластиковый раструб. Вот только тот огнетушитель был углекислотным, а не…
- Может быть «я сам» еще и рассказывал, что огнетушители бывают разные, в том числе и такие, что засыпают очаг пожара порошком? А, Максим? И может быть я еще повторял, что это ни разу не игрушка, а серьезная вещь, которую можно использовать только по назначению?! Или вы по назначению ее использовали? Я спрашиваю, по назначению? Пожар был?! Горело?!! – не сдержавшись я шарахнул сложенным ремнем по сидушке в двух сантиметрах от его носка. Казалось, ближе подобрать ноги было уже нельзя, но Макс подобрал.
- Нет, не горело…
- Тогда зачем? Мааакс? Зачееем??
- Да что тут не понятного? - заговорила вдруг Анюта, и я повернулся к ней. – Максик у нас – человек момента. Если ему кажется, что прямо сейчас от того, что он скажет или сделает у всех вокруг будет обморок, то он не может удержаться. Главное - вау-эффект! Да, Макс, я правильно говорю?.. И уже некогда разбираться, что там за огнетушитель? Вперед! Если б правда никаких следов не осталось потом – ППЦ какой бы был ржач. Агонь! Улет! Отвал башки!
- Отвал башки? – переспросил я, удивившись странному выражению из уст всегда следившей за речью Анюты.
- …Весь в тебя, между прочим, папа… - добавила она, мгновение поколебавшись. - Ты точно такой же...
- Я?! Я – такой же??
- Я же не сказала, что это плохо… - Аня смешалась и спрятала глаза.
- Да я сама рассудительность по сравнению с - этим! – Я не дал увести себя в сторону и снова повернулся к сжавшемуся в кресле паршивцу. - У которого ничего не горело, но сейчас будет гореть, очень даже. И не исключено, что что-нибудь отвалится. Вышли! - Скомандовал я девчонкам.
Лариса тут же повернулась уйти, понятно, натерпелась сегодня в курятнике, под названием «школа», сердится на Макса. Соня скользнула у меня за спиной, Аня хотела еще что-то добавить, но передумала и, отступая последней, прикрыла за собой дверь
- Ну не надо… - безнадежно проговорил Макс. Я молча схватил его за ноги, стаскивая до пола, перевернул, хлопнул ладонью по заднице и сдернул за резинку все, что было ниже пояса. Клиент готов. Может дальше реветь, уткнувшись лбом в спинку, пузом на сиденье. Коленки на полу, руки пока обнимают низ велюрового «бегемота», готовые при первой возможности закрывать ягодицы от летящего ремня; на бледной коже одной из них уже розовеет отпечаток моих пальцев. Кажется, самый первый раз я шлепал его ремнем тоже на этом кресле. Но тогда он помещался на сиденье чуть ли не всем телом, коленки точно до пола не доставали, а с пижамы пялились в пространство мультяшные говорящие паровозы. Вроде бы тогда наш «ты-посмотри-что-этот-пакостник-опять-наделал» вывернул Аньке на подушку стакан кефира за то, что та отказалась читать ему перед сном… Это Вау-эффект, значит? Вау! Сеструха вся в кефире и злых слезах несется в ванную; мать, мысленно матерясь, лупит мокрой наволочкой и тащит на кресло в другую комнату. Там зябко - приоткрыта балконная дверь, и отец расслабленно досматривает хоккейный матч по спортивному каналу, а потом приносит ремень, брезгливо стаскивает и отбрасывает пижамные штанишки в холодных кислых пятнах, что-то бубнит про солидный возраст – «в школу пошел, а вести себя не научился»... Вау!
Наконец-то нормальное название подобралось, спасибо, дочура. Человек вау-момента! Вот что значит новое поколение – какие формулировки! А то жили, как дураки, думали, что это мухи какие-то кусают или того… с цепи срываются люди...
Вау! Корчусь под ремнем, за то, что вчера кинул спичку в почтовый ящик вредного старикашки из первой квартиры, отобравшего у нас футбольный мяч.
Улет! Трудовик имел неосторожность отвести меня к завучу, еле остановив беготню по мастерской. Целую четверть захожу на руках в его кабинет, периодически морщась от прикосновений белья к надранной за его записи в дневник заднице.
Отпад! Несусь на древней «макаке» через закрытый для прибывающей дачной электрички переезд – девчонки стоят на той стороне. Кто стукнул деду? Обрывок старого пастушьего кнута из тракторной покрышки, сука, это реально ОЧЕНЬ больно! Больше не хочу…
Ахтунг! Демонстративно вытаскиваю из кармана шпору прямо перед комиссией профессоров кафедры микросхем. Я всех замучил. Это вторая пересдача. Или пан или пропал. Пан…
Бэнг! Прыгаю в пропасть с привязанной к ногам резинкой на глазах изумленной публики – крутой аттракцион. Потом весь день блюю по чахлым кустам за камнями…
Отвал башки! Делаю предложение руки и сердца заносчивой девчонке из малознакомой компании, только что громогласно заявившей, что ни один парень ее не добьется, никаких «замуж»! Никогда! И детей тоже! Ни одного! Куда уж троих…
Чумааа! Пишу заявление об уходе прямо на совещании, где схлестнулся с внезапно назначенной сверху директрисой по маркетингу, любовницей аах-какого-товарища из департамента! На следующий день нахожу нынешнюю работу в сто раз круче прежней…
Феерия! Скупаю все розы в двух ларьках у дома – Анюта празднует 15 лет. У ее прыщавых подружек, с которыми и врагов не надо, завистливо вытягиваются лица…
Агонь! Растрогавшись со сна, дарю сыну ремень, обещая больше никогда и ни за что не трогать пальцем.
Крышеснос! Крутяк! Опупеть не встать.
Но я встал, примерился каляным плохо-гнущимся от новизны ремнем. Хреново. Зверски нарежет даже наша обычная, смешная на самом деле, «доза» в 10-12 полосок.
- Почему ты ничего не рассказал мне вчера? Сам? Нормально, а не лежа с голой жопой?
- …Откуда я знал, что они придут жаловаться?..
- Последний раз, Макс. Правда. Я от своих слов не отказываюсь. Но это – за гранью. И провинился ты ДО ТОГО.
- Я больше тебе не верю…
Вау! Какие слова, какой момент! Крушение столпов!
Первый «ремень» впился ровно поперек, заставляя Макса сначала отчаянно вскрикнуть и забарахтаться, а после второго, прилетевшего чуть ниже, найти опору, вскочить на ноги и, поддернув штаны, с воем отпрыгнуть все туда же, за спинку кресла, остервенело растирать наверняка тут же вздувшиеся отметины. Ну а как он думал? Нормальный ремень теперь у него в вещах. А этот – не тот.
Я деланно поднял брови и простодушно пояснил:
- Ну хоть напоследок надо узнать, каково это, когда порют по-настоящему, а не как я тебя всю жизнь, для порядка, чтоб только дом не разнес? А, как считаешь?
Макс с ошарашенным лицом смотрел на меня из своего убежища. Даже реветь забыл. Я кивком предложил ему вернуться на «эшафот». Он отчаянно замотал головой и стал как будто бы меньше ростом. Пришлось второй раз за полчаса собственноручно тащить его на расправу. Сейчас просто схватив за руку выше локтя. Но вау! Куда подевалась всегдашняя тряпичная податливость, умоляющий лепет и щенячий взгляд? Он растопырился всем своим отнюдь не кисельным, а очень даже тренированным телом, и сдвинуть его с места я смог сперва только вместе с креслом. «Вот так и кончаются слюнявые «обнимашки», до жути бесящие реальных пацанов», - почему-то промелькнуло в голове. Укладываться обратно Макс никак не желал, как кот, шипел и выворачивался из-под моей руки, уже пригибающий его за шею теперь над подлокотником, сбоку, куда удалось подволочь. Отпущу, опять взовьется до потолка. Не отпущу, так… Не, отпущу… Раз уж пошла такая «дискотека 90-х» - вечер ностальгических воспоминаний. Отпустил же меня тогда отец, уже было решивший заполировать ремнем живодерский дедов кнут, явившись в выходной и узнав про мои игрища на железной дороге. Тоже, видать, хороший был момент…
Я убрал руку, отступил и швырнул ремень подальше, в другое кресло. Потом снова сел на сонькину вертушку, пару раз обернулся вокруг своей оси. Взъерошенный Макс опять очутился за креслом, явно еще не веря, что отбился.
Спал он вчера утром или подкараулил момент и решил притвориться несчастненьким со страху? Спросить? А смысл? Соврет, я же не пойму? Вчера ведь ни хрена не понял… Если искренним был, то хоть извиняйся, что обманул ожидания, да еще так сильно решил прижарить. Но остановился же. От двух полос на мягком месте еще никто не умирал. Училки еще эти, раздули скандал. Охота была в школу вызывать? По телефону бы все решили. До каникул осталась неделя, уже без сил должны валяться, а не вау-моменты устраивать.
- Черт с ними со всеми, - изрек я глубокомысленно. - И со мной.
Я встал и пошаркал на выход. У самой двери замешкался. Почему-то так захотелось, чтоб Макс догнал и, как часто бывало, ткнулся мне лбом между лопаток.

Первый рассказ, что прочел в конкурсе, так как первым в списке он был. И вот задал он мне позитивное настроение и ощущение праздника. А еще очень взбодрил. Очень понравился!
Тут такое... не все так просто и не так чтоб фантазийно, на мой взгляд. Гротеск определенный конечно, присутствует, но и глубина отчетливо прослеживается, психологичность.
Мне нравится, когда так задорно, когда героев мотает, пусть и некая сумбурность в их действиях. Но это определенный стиль, это немного "другое", непривычное, и меня привлекает особенно тем, что сам так никогда не смогу, чтоб было весело. Хотя по сути-то многое и грустно, и трогательно. Тронуло, да.
Стиль - легкий, несущийся и несущий читателя по волнам настроений героев. Неожиданных их поступков, непредсказуемых и не всегда понятных. Но в том и изюмка, пожалуй.
И то, что идет от первого лица, от одного из ГГ - большой плюс, так как отец представляет читателям своего сына путем своих многолетних наблюдений, сам удивляясь его привычкам и склонностям.

Весь сюжет пропитан образом мальчишки. И Автору удалось показать его, этот образ, противоречивым, объемным, естественным. Да, именно, вопреки мнению других уважаемых комментаторов, Макс мне показался очень естественным. Не прилизанным, не притянутым к определенным ситуациям, а как фейерверк, не опирающийся на принятые в обществе приличия, не стесняющийся своих страхов, не стремящийся "быть уже большим мальчиком". Здорово, это, наверное.
Про возраст. Кто-то пятилетку увидел, а я вот ничему не удивлен - ни возне в машине, ни тому, что 17 раз что-то сказать нужно бестолочам, ни показательному выступлению с ремнем. Психотип такой, только и всего. Очень разными бывают дети, как и взрослые.
А подростки взрослеют все по-разному. Кто-то моментом "обрастает бородой и покрывается сединой"), кто-то до 25 остается маленьким ребенком. Вот, Макс из вторых.
Да и возня в машине - следствие нахождения рядом младшей (как я понял) сестры. Планшет один... видать оказалось так, случайно. Автор в лице отца "сам тому удивился":

цитата:

Считается, что это мирное занятие, превращающее детей в овощи, но планшет почему-то у них был один, и когда играла Соня, Макс скучал.

И образ самого отца - такой вот гипертим, устраивающий игры с ремнем, симпатичный, незлой и имеющий у Макса авторитет. Ведь недаром мальчишка обливается слезами от одного недовольства отца. Не только из страха наказания, а будто мир его рушится, если видит, что разочаровывает и расстраивает родителя. А это "само вечное детство", которое, увы, может продлится всю жизнь. В чем причина? Наверное все же признание в отце вожака, любовь к нему, страх оказаться "за бортом его внимания". Чаще эти чувства нерационализированы абсолютно, они вызваны скрытыми инстинктами, которые сам ребенок не может себе объяснить.
Уговаривает сына на "последний раз" - трогательно давая обещания, что это действительно последний. Порет не сильно , выдавая совсем "детскую" порцию - видит, значит, в лице Макса ребенка, сильно боящегося порки.
Кстати, акцент Автора на противоречивость в характере Макса - очень тематичен. Не боится и не стесняется почти ничего, кроме ремня и папиной выволочки. Носит весь день ремень в руках, спит даже с ним - классный сюжетный финт...) Да вообще рассказ пропитан Темой, от и до, и не только воспоминаниями отца о своих порках, от деда в том числе, о "первом разе" в качестве уже отца, тем, что не упирается, да...
Плачет, но не упирается. А потом бросается на шею. Пижамка с паровозиками).

И вот это:

цитата:

- Ну хоть напоследок надо узнать, каково это, когда порют по-настоящему, а не как я тебя всю жизнь, для порядка, чтоб только дом не разнес? А, как считаешь?

Автор, да Вы - сама тематичность) Это ж просто... ммм...

Идея... Не надо давать преждевременных обещаний, типа "Я больше никогда!" Не будешь, и хорошо. А, может, и зря. Но давши слово... бери обратно, ты ж его хозяин) Другой вопрос, что ребенок уже тебе не верит. Вот этого жаль. И уже нет тех милых сопливых обнимашек, которые могли бы быть, если б все шло по намеченному плану. И отец был бы прежним авторитетом, а не обманщиком. Хотя по сути-то он прав - то было до обещания, значит, не считается.

Соответствие заявленной теме - налицо.
"Он такой же, как я".
Такой же взбалмошный, импульсивный, безбашенный, любящий произвести впечатление и "вау-эффекты"!
И, наверное, это совсем не плохо, как констатировала старшая дочь.

А рассказ - так вообще замечательный! Спасибо, Автор!)