Отправлено: 01.03.23 01:48. Заголовок: О чем плакал Петр. Автор Никита.

О чем плакал Петр. Автор Никита.
Весенний конкурс рассказов 2023
Тема: Пройти по краю


Игорь невзначай провел рукой по бархатному бордовому креслу первого ряда балкона, прежде чем сесть на него, отчего по спине невольно пробежали мурашки. Чуть шероховатое наощупь, одно из нескольких сотен своих собратьев в зале филармонии, оно виделось мужчине электрическим стулом. Потому что предстоящее мероприятие было если не казнью, то, однозначно, пыткой. Ну значит, креслом в камере пыток.
Леночка порхающей бабочкой приземлилась на соседнее сиденье и нежно прильнула к мужу.
- Ну что ты... Не хмурься. Ведь договаривались, что отныне и мои интересы будут учтены в планах на совместный досуг,- прожурчала она, - по молодости ведь ходили... А потом я все одна или с подружками. Мы же семья.

Он обещал, он исполнит, да и нет ничего сверхсложного отсидеть около полутора часов, ничего не делая, а лишь погрузившись в очередную оглушающую какофонию скрипучих звуков, несущихся наперегонки друг с другом, хаотично перескакивающих от унылых завываний до истеричных взвизгиваний скрипок, гобоев и прочих инструментов, в разновидностях которых Игорь разбираться не собирался. А после антракта еще примерное столько же.

А пока, лелея недолгие минуты до начала первого отделения, которые можно провести в относительной тишине, Игорь стал рассматривать прибывающую публику. Что это за чудаки, готовые тратить время и деньги, чтоб сидеть почти неподвижно среди чужих людей и слушать некогда кем-то сочиненное, что другие, проведя долгие часы за многочисленными репетициями в работе над слаженностью, звуком и техникой, преподносят это твоему слуху, когда можно купить пластинку или посмотреть подобное по телевизору, уютно устроившись на мягком диване с чашкой чая и коробкой конфет?
Но одна из этих интересных чудачек сидела рядом и также изучала наполняющих зал зрителей, настраивая фокусировку театрального бинокля.
- Большинство женщины, конечно. Как обычно. Не каждой жене удается затащить мужа на культурное мероприятие. Все б им пиво пить у телевизора, - рассуждала она сама с собой, но вдруг передала Игорю бинокль:
- Смотри, платье какое красивое у женщины... И прическа... И муж в костюме, а тебя не допроситься нарядно одеться. И дети в белых рубашечках... Вон, в центр идут.
Она замолчала, а Игорю пришлось обратить внимание на семейку, расположившуюся в среднем ряду партера, разделявшего его на две части, перед которым был широкий проход. Мальчики примерное пяти и семи лет стали бегать один за другом по красной ковровой дорожке вдоль своего ряда, пока молодой человек, по видимому, их отец, не поймал одного из них и не усадил на рядом, жестом показав второму, чтоб тоже угомонился.

Игоря внутренне передернуло, как будто сквозь него проскочила молния, парализовав и тело, и разум, а взгляд застыл, уставившись в одну точку. Она притягивала и гипнотизировала, то уменьшаясь в размерах, то увеличиваясь и приближаясь, искажаясь и принимая причудливые образы, словно дразня мужчину и погружая его в мир оптических иллюзий.
Рука молодого человека, согнутая в локте, проделывала круговые движения, одновременно теребя русые волосы, пока усилиями его спутницы не была возвращена в должное положение.
- Что ты там рассмотрел интересного? - Леночка хотела перехватил бинокль, но Игорь отстранился, жестом свободной руки показав ей, чтоб не мешала.
Младший мальчик тем временем стал задираться к старшему, толкая того локтем в плечо, старший ответил легким ударом, и вот-вот зародилась бы драка, но отец повернулся к детям и что-то сказал со строгим выражением лица, после чего оба угомонились.
- Ну, Игорюш, мне тоже интересно, - заканючила жена, вытягивая из рук мужа бинокль. - Пока свет не притушили, дай публику рассмотреть.
Она была все той же девочкой, какую он встретил пятнадцать лет назад, и поводов для взросления у нее было мало.
Ведь чаще взрослеют от проблем, благодаря карьерному росту и в заботах о детях. У Лены не было проблем, работа медсестры не способствовала росту карьеры, а детей они не нажили.
- Какие милые детки. Но баловные. И что таких маленьких тащить на вечерний концерт? Поздно закончится. И долгим будет, - будто сама с собой, глядя в бинокль, рассуждала она. - Прям святое семейство.
Игорь не слушал жену, хотя все его внимание было поглощено происходящей на девятом ряду возней. Мальчишки снова устроили потасовку, пока отец о чем-то ворковал с женой, но когда сидящий ближе к нему младший сын задел его лицо поднятой сжатой в кулак рукой, тот резко обернулся, встал и, схватив баловника за предплечье, с силой пересадил на свое кресло, поменявшись с ним местами и таким образов разделив неугомонных братьев, после чего, судя по жесту указательного пальца, последовали поочередные словесные внушения одному и другому.
Но вот приглушили свет, голоса зрителей стали стихать, и только шелест программок и шепот билетерш, помогающих опоздавшим найти их места, пронеслись по залу в ожидании появления дирижера.
Игорь не ждал его. Не ждал музыки, не обратил внимания на реплику Леночки, что в зале немного прохладно.
Ему не было прохладно. Его бросило в жар, когда тот самый отец семейства, словно почувствовав пристальный взгляд, готовый просверлить его затылок, положив руку на спинку соседнего кресла, обернулся. Обернулся, приподнял голову и замер, встретившись глазами с Игорем. Тот машинально передал бинокль Леночке, подался чуть вперед, положив руки на покрытые таким же бордовым бархатом перила.
Нет, он не ошибся - поворот головы, взгляд, чуть разомкнувшиеся от удивление и неожиданности губы. Это он, несомненно. Он, Сашка, Алекс, как обычно называл его Игорь. Аленький в определенные моменты... И Александр для своего отца, которого Игорю довелось увидеть два раза.
Они, как завороженные, смотрели друг на друга, и Алекс не пошевелился, когда старший сын легонько постучал ему по плечу. Наконец Игорь улыбнулся, слегка кивнув головой, на что последовал ответный кивок, и сашкина улыбка,
по-прежнему открытая, светлая, доверчивая, отражала радость этой случайной встречи. Встречи через пятнадцать лет.

Тем временем дирижер взмахнул палочкой, и, как по волшебству, рожденному первыми звуками рахманинского концерта, Игорь оказался в начале девяностых, в районе своего детства, окруженном старыми пятиэтажками, расчерченными трамвайными линиями проспектами и могучими тополями вдоль улиц, которые летом покрывали белым пуховым ковром серый асфальт и вытоптанные газоны.

Игорь не спеша вышагивал по узкому тротуару, периодически отскакивая в сторону от проезжавших по проспекту машин, из-под колес которых то и дело брызгала жижа, после недавней оттепели заполонившая мостовые и превратив недавно выпавший пушистый снег в серую мешанину.
Экзамен он не провалил, не смотря на то, что был готов только к половине ответов, но ему повезло - он вытянул последний из тех, к которым подготовился на совесть. Но радость от сданной сессии вытесняла ссора с одногруппницей, к которой Игорь питал высокие чувства, но после выяснения отношений оказалось, что он "тормоз и ботан", и за полгода общения не смог предпринять никаких попыток овладеть ей, и что его пустые попытки ухаживаний ей как пятое колесо, а его фамилия Волчок не имеет ничего общего с серым лесным хищником, а отражает принадлежность к вертящейся детской игрушке.
Игорь ухмыльнулся, досадно покачав головой, вспоминая, как он покрылся краской стыда после ее выговора, достал сигарету и, прислонившись к водосточной трубе, закурил. Колечки сигаретного дыма, приправленные ментоловым ароматом, один за другим отлетали и растворялись в промозглом сыром воздухе. Они напомнили камешки, что отлетают от поверхности водоема при ловком броске, и так же исчезают, поглощенные водой. И сейчас парень почувствовал, что, словно залитые кислотой, исчезают, растворяются еще не успевшие налиться соком вожделения и сладострастной зрелости, юношеские чувства к девушке, в глазах которой хотел быть галантным кавалером.

Казалось, что на улице ноябрь или март, потому что крещенские морозы так и не наступили, как и морозы вообще в этом году, серый туман застилал панораму улицы, и только фонари и спрятавшаяся за тучами тусклая луна освещали город. Над крышей дома, что был на противоположной стороне, вспыхнуло несколько разноцветных искорок.
"В честь Татьяниного дня, что ли?" - мелькнуло в голове. Игорь и забыл, что одногруппники звали его отметить этот студенческий праздник.
Он поднял голову, встречая взглядом очередную вспышку, но вдруг прищурился, нахмурив лоб и приложив к нему расправленную ладонь. Мираж? Нет, все наяву. На краю крыши стоял парень в ярко-красной куртке, из-за цвета которой и от отблеска огоньков фейерверка казался пылающим.
Расставив руки в стороны, он крутил головой направо и налево, то задирая ее, словно пытаясь высмотреть на сером небе звезду или поймать искру фейерверка, то вытягивая ее вперед, делая шаг к самому краю, но тут же отходя назад.
Игорь застыл, не сводя глаз с парнишки. На вид он был младше, но с такого расстояния было невозможно разглядеть его лицо, что оно выражало в данный момент, и не было ли намерения у парня сделать шаг вперед.

Тот заметил застывшего внизу молодого человека и помахал ему, потом театрально взмахнул обеими руками и поднял ногу, то ли изображая какую-то фигуру, то ли намереваясь исполнить элемент танца.
Игорь помахал ему ответно, и когда "пылающий" незнакомец пластично перепрыгнул с одной ноги на другую, уже засемафорил ему обеими руками, зазывая спуститься вниз. Пацан заметил жесты, присел в поклоне, выставив одну руку вперед и неспешно поплелся к чердачному выходу.
"Идиот, сумасшедший", - несколько раз повторил про себя Игорь, но не поспешил уйти, чтобы убедиться, что этот паяц на крыше, у которого явно крыша съехала, больше не окажется над пропастью.

Минуты через три Игорь увидел на другой стороне улицы того самого парнишку. Он стоял в ожидании возможности перейти дорогу, выделяясь краснотой куртки на фоне бесцветных фасадов домов, серых поребриков и спешно проходящих мимо прохожих.
Игорь почувствовал замешательство. К нему идет? А зачем? Что нужно от него этому незнакомому мальчишке?
Но не ушел, хотя мог бы скрыться за ближайшим поворотом, исчезнуть, пока поток машин не освободит пешеходный переход.
- И что ты мне махал? Ты ведь махал?- с наглой ухмылкой спросил пацан, приблизившись наконец к Игорю. - Чего хотел?
Волчок растерялся. И чего он хотел? Сам затруднялся ответить. Он рассмотрел парня. На вскидку лет четырнадцать- пятнадцать, худощавый, светло-русые волосы доходили почти до плеч, в глазах мерцал холодный отблеск насмешки, но весь его вид, не смотря на внешнюю браваду, источал благоухание нервозности и нестабильности.
- Я ничего не хотел. Разве чтоб ты не кувырнулся с крыши. Не увлекся своими танцами на самом краю, - ответил Игорь, продолжая изучать мальчишку.
Он собрался уйти, но, как под действием гипноза, не мог сдвинуться с места, словно ноги его приросли к размякшей после вчерашней оттепели снежной вязкой каше на тротуаре.
- Я Игорь, - протянул он руку, подозревая, что парень не просто так к нему подошел. - По фамилии Волчок.
- Саша... Александр Завьялов, - уже с признаками смущения прозвучал ответ, и узкая ладонь робко ответила на рукопожатие. - Это не танцы... Я так расслабляюсь.
Слова прозвучали как оправдание, совершенно нелепое и ненужное Игорю, но парень не расслабился, а еще больше напрягся, и до обоняния Игоря донеслось легкое веяние недавно принятого алкоголя, причем крепкого.
- Ты ж не совсем трезв, парень. Домой бы тебе. Где живешь?
- Ну и не пьян, - Саша улыбнулся и вытянул руку вперед. - Там, в новостройках. Но домой сейчас не пойду. Нельзя мне. Отец враз учует. Прибьет. И так недавно...
Он замялся и с наигранной виноватостью на лице вдруг смело спросил:
- А можно у тебя немного побыть? Я... голодный. И вымок под недавним дождем. Если удобно...
Игорь пожалел, что не ушел вовремя, когда пацан скрылся в чердачном проеме. Но в то же время эта смесь потерянности с наглостью, навязчивости и смущения, вызвала несвойственное Игорю любопытство.
Он никого не приводил к себе. Да и условия едва позволяли: приехав из маленького областного городка учиться, жил Игорь у тети, которая запретила племяннику водить компании под угрозой выпихнуть его в общагу, которая представляла собой неотремонтированный барак с тараканами и подачей горячей воды на два часа в сутки.
- Да что уж... - пробурчал Игорь. - Ну, пойдем, коль не боишься.
Он кивнул парню головой, указав тем самым следовать за ним.
- Ты сам-то... у меня документ, если что, с собой... Читательский билет в библиотеку. Могу показать, кто я и где прописан. Ничего не украду, - Сашка приплясывающей походкой поспешил за новым знакомым.
- У меня нечего воровать, - хохотнул Игорь, но уже дома глянул в протянутый Сашкой по его просьбе документ. Прописан на улице, что через три квартала, по гороскопу Водолей, вот-вот пятнадцать стукнет.

Запах жаренной картошки с тушенкой заполнил небольшую кухню, и Игорь едва мог сдержать смешок, наблюдая за поглощающим еду Сашкой, который создавал впечатление, что его дома не кормят.
- Ну и жор у тебя... подросток, - заметил он, разливая чай. - Тебе не надо позвонить домой? Не ищут тебя?
Сашка нахмурился, посмотрел в окно, по стеклу которого стекали мелкие капли вновь поливающего город дождя.
- Рано еще... успею. Да и пойду я скоро, ты не волнуйся. Пусть отец успокоится, может и обойдется все, - задумчиво произнес пацан.
- Что натворил-то? Вижу, что дрейфишь... Отец строгий?
- Угу, - промычал он, пряча мордаху в большой широкой чашке с чаем. - Воспитывает. Взялся. Как взял меня к себе. Говорит, что мать распустила. А она в деревне с бабушкой живет, они в разводе. Я с ней до шестого класса жил, но там ни учителей нормальных, ни условий... ничего, короче. А с ним, конечно...
Сашка поперхнулся, отставил чашку.
Игорь, глядя на сникшего пацана, который еще полчаса назад весело выписывал примитивные подобия фуэте на краю крыши, вспомнил своих родителей: прикованного к инвалидному креслу отца и вечно уставшую бледную мать, пересчитывающую копейки от пенсии отца до ее грошовой зарплаты областного фельдшера. Но ему всегда хотелось домой, и было трудно себе представить, как можно отсиживаться у случайного знакомого в ожидании спокойной обстановки.
А Сашку от горячей еды и теплой во всех смыслах атмосферы, развезло. Точнее - понесло.
Он, перебивая сам себя и перескакивая с одного случая на другой, рассказывал, как долго привыкал к отцу, которого раньше видел очень редко, как сначала стеснялся, а потом гордился перед деревенскими ребятами, когда отец привозил его к матери на новой "девятке", как стал одаривать тряпками и музыкальной техникой, но потом, недовольный успеваемостью и поведением сына, стал применять строгие, незнакомые ранее Сашке методы.
Парень то жестикулировал, с неприкрытыми эмоциями выплевывал слова, то внезапно замыкался, будто стыдясь сказанного, и рассказ его звучал словно в лицах, от двух разных персонажей - одного, обожающего отца и новую жизнь, и другого, возмущенного и недовольного методами его воспитания и самим отцом.
Игорь не столь слушал его, сколько наблюдал, изучал его движения - нервные, резкие, будто сашкины конечности дергал за ниточки невидимый кукловод, а парень, не сопротивляясь, продолжал играть отведенную ему роль.
Но больше всего бросилось в глаза навязчивое движение левой руки. Пацан то и дело сгибал ее в локте, поднимал до уровня головы и, положив ладонь на макушку, безостановочно выписывал ей круги, будто разминал затекшее плечо.
- Нервничаешь? - решил отвлечь парня Игорь. - Руку... опусти. Сейчас открутишь.
Сашка положил обе руки на коленки, изображая из себя послушного школьника, состроил гримасу и вдруг выдал: "Есть, сэр".
- Ну, парень, с тобой не соскучишься. А вообще... ты не такой. Не типичный, что ли.
И он не ошибся: его общение с Сашкой, с Алексом, как он стал звать его, неожиданно переросло в дружбу. Алекс часто прибегал после школы к Игорю, скрашивая его одиночество, и каникулы не прошли даром - по инициативе юного приятеля живший менее года в городе Игорь посетил два театра, выставку музея Прадо и филармонию. Последнее мероприятие, правда, далось с трудом: он то и дело посматривал на часы, дивясь, с каким благоговеяньем Алекс вслушивается в режущие слух звуки, наблюдает за движениями дирижера, взмах палочки которого заставлял его приподнимать плечи и задерживать дыхание, словно он ловил аромат, исходящий от звуков струнных, а когда клавиши рояля разливались в солирующих пассажах, Алекс прикрывал глаза и чуть заметно шевелил губами.
"Чокнутый", - такое впечатление производил на Игоря Алекс своей мимикой и любовью к классической музыке.
А она уже завладела пространством маленькой теткиной квартиры, когда Алекс чуть ли не с порога протягивал Игорю кассету с просьбой :" Вот, поставь, пожалуйста, послушай. Вместе послушаем."
Игорь не понимал прелестей громыхающего месива созвучий, сквозь которое ему было трудно выделить даже мелодию, а не то что впасть в нирвану, что он не раз наблюдал у Алекса. И ладно бы тот спокойно сидел на одном месте, но иногда он вскакивал с дивана и, совершенно не смущаясь присутствия своего друга, начинал выписывать доморощенные пируэты, что получалось у него хоть и не профессионально, но довольно ловко, а после с горящими глазами присаживался к Максу, обнимал его за шею и, глядя в глаза, спрашивал :"Ну как тебе?"
Игорь не понимал, что именно имеет ввиду Алекс: музыку, движения или самого себя, и потому дежурно отвечал "Великолепно!"
И не смотря на все странности Алекса, а, может, и благодаря им, с ним не было скучно и пусто - он наполнял своей энергией все пространство вокруг Игоря, часто врываясь в его квартиру без предупреждения и с горящими, как те самые искры январского фейерверка, глазами, и чуть переведя дыхание от быстрого подъема на четвертый этаж, выпаливал: "Игорь, а у меня есть план на вечер!"
И у него всегда был план. Культпоход или прогулка по набережной, просмотр фильма на принесенном им видеомагнитофоне с парой кассет, поедание купленных им в одной из лучших кондитерских пирожных и после игры в домино, в карты и даже морской бой, но не на бумаге, а на пластиковых подставках с готовыми "корабликами". А бывало, что он садился на широкий подоконник, поджимал ноги в коленях и, уставившись в освещенную фонарями даль уходящего вдоль трамвайных линий проспекта, замирал и после непродолжительного молчания начинал рассказывать о жизни в деревне, о теплых ладонях бабушки, о полянке, усыпанной боровиками, но Игорю не трудно было уловить интонации Алекса - в них не было тоски или желания вернуться в тот деревянный дом без удобств, с русской печкой и колодцем возле калитки.

 Отправлено: 01.03.23 01:50. Заголовок: Игорь заметил, сам н..

Игорь заметил, сам не желая того признавать, что ждет Алекса, машинально посматривает в окно, которое выходило на остановку, и звон трамваев нередко заглушал вещание диктора по телевизору, но сейчас для Игоря этот звон был наполнен звуками ожидания, и когда среди малочисленных выходящих на его остановке пассажиров, он замечал яркую, как горящий маячок, куртку, то внутри него разливалась тихая теплая радость. Не ликование, которое нередко изображал Алекс при прослушивании бетховенской "Оды к радости" или моцартовского Реквиема, но именно тихую радость.
Но несмотря на проявления неуместных восторгов, Алекс почти всегда был напряжен, его нервозность выражалась в частом поглядывании на часы, в привычке обкусывать губы и барабанить пальцами по столу.
Уходил он, как правило, в дурном настроении. Собирался неохотно, с печатью волнения и досады на лице, а прощаясь, виновато опускал глаза, будто репетировал предстоящий выход, а точнее вход в квартиру отца.

Это был вечер, который на все голоса природы провозгласил приход весны: календарь показывал первый день марта, и, как по команде, с утра зазвенели в такт проходящим мимо дома трамваям переливы многоголосной капели, а серая масса из ледяных осколков растворилась в увеличенных в объеме лужах, в которых искрились отблески солнечных мартовских лучей.
Звонок в дверь прозвучал настойчивым пятикратным сигналом, и Игорь второпях ударился коленом о тумбочку в прихожей.
От Сашки пахло сыростью, талым снегом и не так давно принятым на грудь вискариком. Тело его слегка подрагивало, глаза блестели, то ли от алкоголя, то ли они были готовы выпустить наружу два слезных ручейка, которые Игорю уже приходилось размазывать по сашкиным щекам тыльной стороной ладони.
- Ну что такое? Ты опять... Алекс, так нельзя. Твой организм не может переносить такую нагрузку... может и зависимость возникнуть. Что напился-то? - досадливо произнес он, тут же забыв о боли в коленке.
- Не напился, а чуть хлебнул, - буркнул Сашка, но тут же перешел на нарастающий шепот.- Не выдерживает? Да, мой уже не выдерживает! А кто выдержит эту постоянную прессовку?! И все под благовидным предлогом воспитания! И зависимость! Вот тут ты в точку, Игорь!
Сашка швырнул на пуфик куртку, плюхнулся рядом с ней, оперевшись локтями в колени, опустил голову в раскрытые лодочки ладоней.
- Поссорились? Или что натворил? - участливо спросил Игорь, доставая домашние тапки.
- Шутишь? Поссорились, - фыркнул Сашка. - Мы ж не друзья с ним, чтоб ссориться. Ничего особенного. В школе две пары за день схватил, нахамил ему и... Игорь, - Сашка взял парня за рукав и пристально посмотрел в глаза. - Он мой отец и он хороший, но... я боюсь его. Понимаешь, я очень его боюсь. Не так чтобы... Он не зверствует, но мой страх просто парализует меня. Вот я и хлебнул... со страху, в предвкушении. А как он пришел, еще не успел разборку мне устроить, я улизнул из дома.
В голосе Алекса было столько искренности, и от каждой его клеточки исходил этот страх, передаваемый словами и прикосновением руки, которая сначала робко коснулась предплечья Игоря, а после, для будто убедительности, с силой сжала его.
- Больно, не щиплись, - Игорь улыбнулся, отцепляя сашкины пальцы от себя. - Ну вообще-то ты своим поведением провоцируешь его, Алекс. Двойки носишь и, главное, вот это, - он щелкнул себя двумя пальцами с левой стороны подбородка. - Допрыгаешься, парень, смотри...
- Знаю... Я исправлюсь, Игорь. Но знаешь... - он запнулся, прошел в комнату и уселся в кресло.- Игорь, мне нужна твоя помощь. Ты... ты поймешь меня, я уверен. Я уже устал бояться его, бояться ремня, этой боли. Терпеть можно, но этот убивающий страх...
Игорь нахмурился, облокотившись на дверной косяк. И что ждать от этого подвыпившего непредсказуемого подростка?
Но он не спросил, давая Алексу возможность высказаться без наводящих вопросов, авось, и заткнется, передумает.
А Сашка задумался, пытаясь предугадать реакцию старшего друга.
- Ты только отнесись серьезно, - через силу выдавливая слова, продолжил парень. - Игорь... ты бы мог... меня, как мой отец... Но только иначе...
- Что?? Что ты хочешь, Алекс? Что "как отец"? - Игорь занервничал, смутно догадываясь, о чем попросил его Сашка, но боялся, что вот-вот просьба обретет конкретную форму.
- Игорь... Выпори меня. Пожалуйста. И по-настоящему. Но... я бы хотел быть другим. Понимаешь? - Глаза Сашки выражали смесь вопросов и надежды. Надежды, что его поймут, примут, помогут.
- Э, парень... Алкоголь на тебя явно плохо влияет, - Игорь негромко рассмеялся, отрицательно помотав головой. - Ты... нормальный вообще? Чего удумал? Ну-ка...
Он приподнял Алекса, подхватив за подмышку, готовый выпроводить его из квартиры, но пацан, предчувствуя такой ход событий, вырвался и обхватил его за шею.
- Игорь...Только ты... Больше никто, - тихо произнес он. - Пожалуйста... Ты попробуй, может тебе и...
- Что "и"?! Понравится? - парень оттолкнул Сашку, но его жалкий просящий вид заставил призадуматься.
А если? А вдруг это поможет Алексу? Но как это все будет?
Игорь не знал, что такое порка - родители его никогда не били, даже не грозились, и мысль намеренно причинить боль кому-то, без причины, более слабому, по его же просьбе, виделась полным абсурдом.
- Волчок... - почти шепотом продолжил Сашка. - Это как лечение, как терапия. Понимаешь? Мне нужна твоя помощь!
При последних словах Алекс схватил его за плечи и начал трясти.
- Алекс... Подожди ты. Ну успокойся, - Игорь перехватил парня за кисти рук и неожиданно прижал к себе. - Я могу. Я попробую. Но ты сам потом меня возненавидишь. И будешь бояться.
Алекс помотал головой, щекоча носом через фланелевую рубашку игореву грудь.
- Не буду,- просипел он. - А у тебя сердце так стучит, вот-вот выпрыгнет. Ты сам боишься, я знаю. Но я тебе помогу. Игорь... Ты только подыграй мне.
Алекс ласково, так по-детски провел ладонью по горячей щеке человека, которому решил довериться, улыбнулся ему и подтолкнул в комнату.
- Ты только сосредоточься и ничему не удивляйся. Ремень есть? В шкафу? - спросил он, на что Игорь бессловесно кивнул. - И... помни - это для меня, Игорь.

Игорь растерянно оглянулся по сторонам, когда оказался в комнате, заострив внимание на дверце полированного шкафа. Ведь стоит открыть ее, и там, на перекладинке, под зеркалом висит он, тот самый, даже два... Два ремня - один старый, мягкий и чуть потертый. Другой - подаренный тетей на Новый год, почти "выходной, разве что выходить ее племяннику было особо некуда. Только сейчас он осознал, что друзей за эти месяцы так и не нажил, а девушка, в которую был влюблен, посмеялась над его нерасторопностью. А там, за дверью, на смежной с комнатой кухне, стоял Сашка, его Алекс, его случайный и странный друг, который задумал нечто на грани понимания и принятия, но он просил о помощи, о поддержке...
Из размышлений выдернул появившийся в комнате Алекс.
- Как твои дела, пап? - спросил он и тут же приложил палец к губам, чтоб не дать словесно развернуться возникшему удивлению Игоря. - Надеюсь, что все хорошо. А у меня... У меня, пап, не очень. Точнее очень плохо. Я снова подорвал твое доверие. И помню, ты предупреждал. Так что все справедливо, пап...
Сашка кивнул в сторону шкафа, говоря взглядом "Ну же"...
Игорь в школе играл в самодеятельности и даже состоял в команде КВН, и сейчас вспомнил, что главное поймать волну, не растеряться, внимательно вслушаться в реплику партнера или оппонента.
- Да, Алекс, - начал он, слегка откашлялся и, подойдя к шкафу, посмотрел на пацана. Уверен ли тот? Уверен. А Игорь колебался - какой же ремень выбрать? Но выбор пал на старый более мягкий элемент своего скромного гардероба.
- Александр, - шепотом подсказал ему Сашка и одобрительно кивнул головой, когда оказавшийся в руке выполняющего роль отца ремень негромко звякнул пряжкой о дверцу шкафа.
- Александр... - повторил Игорь, - ты знаешь, что надо делать...
Фраза имела вопросительный оттенок, на что Сашка снова кивнул, подошел к кровати и стал ковыряться с пуговицами на кардигане, потом с застежками на брюках, пока не остался в носках и сильно облегающей майке-борцовке.
Он повернулся к Игорю, подмигнул, но тому не трудно было уловить в его глазах страх, который мальчишка пытался прикрыть ободряющей улыбкой.
Алекс выдернул подушку из-под покрывала, после чего плюхнулся на разложенный диван, вцепился руками в край одеяла.
- Начинай, папа. Я готов, - бодро произнес он, и тут его тело сжалось, покрылось гусиной кожей, пятки стали поочередно потирать друг друга, а сам пацан, еще ничего не ощутив, тоненько заскулил.
Игорь стоял в оцепенении. Он не мог поверить в происходящее, не мог себе представить, что согласился на эту странную неведомою ему игру, и сейчас, глядя на вытянутое в струну Сашкино тело, отсвечивающее бронзовым оттенком, видимо от южного солнца, но контрастирующее с бледной кожей ягодиц, был напуган поступившим к животу сладким в виде волнообразных приливов ощущениям, природу которых он не смог бы объяснить. Запретности, или лицезрение покорного, готового к боли пацана, или чувство собственной значимости в глазах Алекса...
Вытерев о штаны вспотевшую от волнения ладонь, Игорь перехватил поудобней ремень, ровно сложив его концы - хлястик к пряжке, присмотрелся.
- Начинай... пап... А то я сейчас замерзну, серьезно, - проворчал Алекс. - Только по жопе исключительно. И... с силой, не жалей. Четвертной минимум, а там посмотрим...
Советы смутили уже настроившегося на исполнение роли строгого родителя Игоря. Ну вот лежит шкет с дрожащей задницей и вместо просьб о пощаде выдает указания.
- Ну что ж... сынок. Заслужил, так получай, - втираясь в игру, он занес руку над головой, и ремень глухо хлопнул по центру Сашкиных половинок.
Алекс еле слышно втянул в себя воздух, почти не шелохнувшись. Убедившись, что все в порядке, Игорь снова занес руку, и уже более уверенно хлестнул.
Реакция не заставила себя ждать - Алекс дернулся и приглушенно промычал.
От третьего стежка пацан громко ойкнул, и было заметно, как он пытается расслабить напрягшееся тело.
- Алекс... Ты как? Может... - Игорь запнулся, но Сашка тут же повернул к нему голову и с вымученной улыбкой ответил:
- Я в порядке. Продолжай и сильнее, пожалуйста. Лучше без особых пауз. Смелее.
- Ну... как скажешь, - выдохнув, он уже смело и уверенно выдал подряд пять ударов.
Сашка задергался, бессвязно заверещал, правая рука смешно затрепыхалась в воздухе на уровне бедра, будто он хотел с ее помощью то ли взлететь, то ли отогнать боль и, как только Игорь приостановил прилеты ремня, быстро потер покрасневшие половинки и с облегченной интонацией произнес "уже восемь, почти треть".
Игорю показалось, что он входит во вкус, и ничего сверхъестественного не происходит - ну лежит пацан, поскуливает, но терпит, не вскакивает и даже не вертится. И чего он боится отца? Если и дома так, то ничего страшного и нет. Или дома не так?
Он усмехнулся, глядя на ожидавшего продолжения Алекса. Просил же? Просил. Ну, смотри, парень.
Отойдя на полшага назад, прицелился, заметил, что Алекс прикусил кожу выше правой кисти, и со всей силы, без остановок и без счета впечатал в сжавшиеся половинки несколько широких отметин, что сразу из белесых превратились в темно-розовые, и если б ремень был не гладким, а с узорами или надписью, то они, наверняка отпечатались бы на сашкиных ягодицах.

Алекс закричал в голос, резко подтянулся на локтях вперед в безуспешных попытках удрать от ремня, ухватился за подлокотник дивана.
- Черт... Больно-то как, - проскрипел он, сквозь беззвучные всхлипы, пытаясь вернуть себя на прежнее место.
- Э, дружок... Алекс... - Игорь тронул его за плечо и покачал головой. - Ты уж не ори так. Соседи как-никак. Еще не хватало, чтоб подумали черти что. Просил - так терпи. Или я прекращу. Может, хватит все-таки? На первый раз...
Последние слова одновременно рассмешили Игоря, и вместе с тем где-то в области солнечного сплетения вспыхнул, обжигая нутро, и тут же лопнул, рассыпаясь мельчайшими частицами по всем нервным клеткам, горячий шар, отчего он затаил дыхание.
Алекс поднял на него влажные покрасневшие глаза, в которых проскакивало удивление.
- Ну, я ж говорю, уже и разревешься вот-вот...
- А хоть и разревусь! Имею право! - вспыхнул Алекс, но уже спокойно добавил: - Орать не буду, дай полотенце, им заткнусь.
- Ну, смотри, - Игорь полез в шкаф, достал первое, что попалось под руку, протянул Алексу. - Сколько еще?
- Кажется... десятку. Точно не считал, но я по ощущениям сужу. И по длительности. Только, Игорюх... Ты это... ну, - от стеснения Алекс отвернулся, но выразился вполне четко, - Ты сейчас, как отец, скажи несколько нужных фраз. Провинившемуся сыну. Только по-серьезному. А я отвечу. И потом продолжим и уже чтоб как из пулемета - быстрее отстреляюсь.
Игоря охватила жалость к парнишке. Что он мается? Слезы на глазах, задница красная, а ему слова нужны какие-то. Точно - чокнутый. Но собрался. Быстрее закончат, быстрее и он освободится. Хотя сам процесс и не был ему в тягость. Если б Алекс лежал молча и смирно, то настегивай себе и настегивай.
- Александр, - прочистив горло, Игорь сделал серьезное лицо, пытаясь подавить улыбку. - Мне надоели твои выходки, а слов ты не понимаешь. Поэтому прекратить пороть тебя пока нет возможности. В следующий раз думай, прежде чем что-то делать. А то снова тебя накажу.
Про то, что нужно думать и про абстрактное "накажу", он и сам нередко слышал от родителей, а вот слово "пороть" далось ему с трудом. Такое оно было чужеродное, постыдное, что хотелось повторить его снова.
- Я тебя снова выпорю, Алекс, если... - он не знал, как продолжить, но Алекс пришел на помощь:
- Да, папа, я все понял. Я буду стараться. Я не повторю такого больше. Прости меня... пожалуйста.
- Хорошо, я буду надеяться на твое слово. А сейчас... продолжим. Десяток - и свободен!
Игорь вошел во вкус, а Алекс крутился, приглушенно вскрикивал, затыкая рот полотенцем, и Игорь по неопытности захлестывал ремнем по бедрам, пояснице и один раз петля ремня попала на костяшки пальцев. Мальчишка судорожно затряс рукой и навзрыд разревелся, но тут же улегся ровно и спрятал руки под подушку.
- Все, десять! - провозгласил Игорь, убирая потрудившийся ремень в шкаф. - Или еще добавить? А, Александр? Ты же сам говорил, что потом посмотрим.

- Неее... Не надо, - сквозь всхлипы промычал Алекс и отрицательно замотал головой. - Хватит...
Его плечи приподнялись, а лицо уткнулось в полотенце, которым он вытирал слезы и, судя по шмыганью носа, сопли.
Игорь не знал, нужно ли что-то говорить в этот момент, что-то делать - он не понимал, как сейчас лучше себя вести, пока пацан, лежа на боку затылком к Игорю, пытался успокоиться.
- Ну, Сашка... Все в порядке, - он склонился над ним и тронул за плечо. - Очень больно?
Алекс повернул покрасневшую от слез мордашку и вдруг просиял в блаженной улыбке.
- Конечно... больно. Хотя ты бил не так и сильно... Не так, как папа... Но это было... это было так... - парень глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду, и медленно продолжил:
- Сейчас зато так... как очищение... И тело пока горит, но уже знаешь, что новой волны боли не будет... И не страшно совершенно. А в другой раз я буду еще смелее...
Игорь зажмурился. В другой раз. И ведь сам он сегодня произнес это предвкушающее повтор "на первый раз".

И другой раз случился уже через неделю. В субботу вечером Сашка, как обычно, бегом через ступеньку поднялся на последний четвертый этаж ставшей приютом для их встреч квартирки. Его глаза горели, румянец на щеках был неестественно ярким, и Игорь поначалу подумал, не заболел ли он.
Но Алекс был излишне бодр, что-то тараторил про предстоящую контрольную, по которой обязательно получит пару, а лучше вообще сбежит, потом впихнув в старенький магнитофон кассету, взахлеб пил чай с принесенными им пирожными.
- Это... Альбиони. Адажио. Сильно, правда? И так возвышенно...Ты чего не ешь? - он пододвинул Игорю коробку с пирожными и прикрыл глаза. - Сочетание наслаждений... для слуховых рецепторов и вкусовых...
- Заунывность какая-то, - усмехнулся Волчок. - В тоску вгоняет. А пирожные... - он ткнул пальцев в логотип на коробке. - Откуда у тебя деньги на "Моншери"? Это ж дорогущая кофейня.
- Папа дает, не парься. Не украл же. Он меня балует. Но только когда я себя хорошо веду. А когда плохо,- Сашка наигранно вздохнул. - И да, Игорюх... Я ж понимаю, если плохо себя веду, если совсем не прав... И считаю, что ждать, когда отец примет решение, придет в комнату с ремнем... Это не честно. И не по-мужски. Поэтому...
Закончив чаепитие, Алекс вытер рот салфеткой, встал и серьезно посмотрел на Игоря.
- Ты готов принять мою просьбу? Мы же договаривались на другой раз. Помнишь? Только подыграй. Ничему не удивляйся. Это очень нужно мне, поверь. А ты мой единственный друг, которому я могу доверять. Помни... только ты...
Игорь обреченно посмотрел на Алекса и согласно кивнул. Он помнил. И даже хотел повторить, потому что после того раза долго прокручивал перед глазами ту порку, и внутри от воспоминаний приятно и волнующе покалывало. Но сейчас больше всего потрясло, что он находится во власти этого шкета, он готов был идти у него на поводу, играть по его сценарию, делать то, что тот захочет, даже если это подтолкнет их обоих к самому краю бездны.
- Да... ну если как в прошлый раз, то несложно. Только чур не орать... Хотя соседи снизу весной уезжают на выходные на дачу, а за стеной и сверху - никого.
- Почти как в прошлый... Только... - Алекс вспыхнул, опустил глаза, что-то беззвучно проговорил губами, словно репетируя, но внезапно изменился в лице, улыбнулся и подмигнул Игорю.
- Папа... - робко вступил он в свою роль. - Я очень провинился. Я прогулял школу три дня, а тебя обманывал, что у меня все в порядке. А у меня за контрольную по алгебре двойка. И еще я воспользовался отсутствием физички в классе и поставил сам себе в журнале четверку. Она заметила и просила тебя придти в школу... Прости меня... И...
Игорь встал, собираясь подойти к шкафу за ремнем, но Сашка опередил его.
Дверца скрипнула и пацан ловко сдернул с перекладинки выходной ремень.
- Накажи меня, папа... Это пойдет мне на пользу, я искуплю вину, и мне не будет так совестно...- Он вытянул ремень во всю длину, пристроил поверх ладоней, и поднес Игорю.
Смотрелось это, как ритуал гостеприимства, когда дорогих гостей хозяйка встречает хлебом-солью, поданном на вышитом национальном полотенце. Разве что не поклонился Сашка, но так заискивающе посмотрел в глаза Игорю, что того передернуло. "Чокнутый", - снова пронеслось в голове.
Но Игорь не колебался. Взяв ремень, он снова сложил его вдвое и строго, почти натурально, произнес:
- Рад, сын, что ты умеешь признать свою вину и сам просишь о наказании. Это очень похвально. Раздевайся и ложись. Но на снисхождение за чистосердечное не рассчитывай.
Алекс в этот раз почти не сдерживал себя, хотя и старался утыкаться в кинутое ему полотенце. Игорь видел, что пацан не может терпеть : крутится, как на вертеле, и приходилось вовремя притормаживать, чтоб на огреть его ремнем по животу или руке; вскрикивает, то и дело сообщает, что больно и что он чего-то больше не будет, но на вопрос "хватит?" со слезами в голосе прогнусавил, что еще осталось семь ударов.
- Так ты еще и считать в состоянии? - удивился Игорь. - Ну тогда...
Он сбросил с себя тапки и поставил левую ногу на спину Алексу меж лопаток, не сильно прижимая его к дивану.
- Смотри не рыпайся. Сбросишь меня - добавлю. Не семь будет, а семнадцать! - пригрозил он и залпом, под Сашкин вой и бессмысленные попытки увернуться от ударов, выдал оставшуюся семерку.
Алекс всхлипывал, как обиженный ребенок, жалуясь, как телу больно и горячо, и высказывая радость, что все закончилось, и что уже не страшно, да и не было страшно, потому что он сам осознал и сам попросил.
Игорь сидел рядом и уже после всех Сашкиных откровений обнаружил, что машинально поглаживает спину пацана.
- Черт... Это я... ты так плакал, извини, - он смущенно оправдался и убрал руку.
- За что? Напротив, продолжай... Но горит... ниже...
Алекс перехватил ладонь Игоря и сильно сжал ее, что тот со свистом втянул в себя воздух.
- Ой, прости, Игорюш... - пацан заискивающе улыбнулся и вдруг провел языком по тыльной стороне ладони.
- Ты чего, с катушек съехал? ? Прекращай!! - Волчок резко одернул руку и встал с кровати.
- Я так не хочу идти домой. Я боюсь... Я ж действительно накосячил в школе, а сейчас... Понимаешь, отец наверняка захочет мне всыпать и тогда... он увидит следы... Что подумает? А так, завтра... он остынет уже. И я его уговорю. Можно... - Сашка запнулся, стесняйся спросить или попросить о чем-то, но слова про нежелание идти домой привели Игоря в панику.
- У меня, что ли? Один же диван, сам видишь. Когда тетя Наташа приезжает, то я на полу на надувном матрасе сплю. Но она его в кладовку куда-то заныкала, я искать не стану. Да и надувать... Она насос у соседки просит. И что ты отцу скажешь?
- Да ты не бойся... Я с краешку... Ты меня и не заметишь. А отец завтра так обрадуется возвращению блудного сына, что простит мне все. И двойки и прогулы. Ну, Волчок...
Алекс состроил просительную рожицу и, сложив ладошки, как для молитвы, продолжил канючить:
- А завтра погуляем... У меня деньги есть. Давай сходим на концерт, на дневной... Уверен, что тебе понравится...

Выключив воду в душе, Игорь прислушался - Сашка с кем-то ворковал по телефону. Он тихонько приоткрыл дверь, и до него донеслись несколько сашкиных реплик : " Да, папочка... Я ж сказал тебе, что хорошо. Я у друга... Игорь Волчок, ты его не знаешь, но он... он очень хороший. Ну что ты, пап, перестань... Я все сделаю, все взял... И я тебя тоже. Завтра позвоню. Спокойной ночи, папочка."
Что напрягло в тот момент Игоря, он и сам не понял... Но что-то в сашкиных фразах выбивало из уже устаканившегося представлении о его отношениях с отцом. Или это лебезение от страха? Или он боится не его самого, а только ремня?
А ночью напрягла тяжесть сашкиных конечностей, а точнее, руки и ноги, что пацан бесцеремонно закинул на друга. Тощий, хрупкий, а ощущения тяжести заставило проснуться.
Игорь осторожно выскользнул из-под одеяла, после чего Алекс, что-то пробурчав во сне, сгруппировался и перевернулся на другой бок.
Он смотрел на него и не мог понять - как, почему, зачем? Что этот не так давно знакомый пацан делает в его квартире, в его постели, в его жизни, как ему удалось втянуть спокойного, необщительного, не склонного к экстриму Игоря в эти дикие рискованные игры на грани запретности, и, главное, зачем это ему, Игорю, нужно?

А он понял, что уже нужно. Нужен Алекс, их встречи, его хаотичные движения рук, когда тот, ставя на кассетник очередное сводящее с ума месиво из скрипучих надрывных завываний как инструментов, так и певцов, изображая из себя дирижера, пояснял :"Это оратория . Я вижу, что тебе не нравится, но эта музыка тебя вдохновит... Потому что сегодня..."
Он замирал, с лукавой улыбкой и хитрым взглядом посматривая на своего друга, который сжимался в предвкушении непредсказуемых шагов Алекса.
Ему приходилось перешагивать через себя, когда тот, стоя на коленях, подавал ему ремень с мольбой в голосе "Накажите меня, мой господин". Потому что, по словам Алекса, бояться отца как отца он перестал, но теперь он видится ему строгим господином, и нужно преодолеть этот страх.
И с пониманием относиться, когда Алекс в очередную субботу усердно сидел над уроками, заполонив всю площадь небольшого маленького кухонного столика тетрадями и учебниками, горестно сетовал, что проболтал весь урок с соседкой по парте и теперь ничего не понимает. А потом он поднимал мечтательный взгляд на Игоря и пускался в пространные рассуждения о дореволюционных школах, где к нерадивым ученикам применяли розги, и это шло им на пользу.
- Жаль, что мы не в деревне, - сказал тогда Алекс. - Там такая растительность. В речку свесили свои ветви плакучие ивы, а пение птиц может затмить любой симфонический оркестр.
Игорь изучающе посмотрел на пацана. Тот мысленно отъехал в другую реальность, о чем-то улыбаясь сам себе и не замечая пристального взгляда Игоря. Он жонглировал эмоциями, которые то и дело сменялись на его лице, будто он надевал на себя разные маски: уставившись в невидимую точку, Алекс то хмурил брови, то распахивал глаза и быстро моргал, на губах ухмылка сменялась сдавленным смешком, удивление приходило на смену радости, и вот он, схватил ручку и, склонившись над тетрадью, что-то с быстротой участкового врача безостановочно стал записывать.
И глядя на движение его подрагивающей руки, Игорю показалось, что Алекс плетет паутину, очередную, но уже более плотную и ажурную, в которую ему снова придется угодить и застрять там, пока этот маленький паук на соизволит его высвободить.

Игорь был готов выскочить на улицу и стоять под проливным дождем, что заливал город с самого утра, без зонта и дождевика в ожидании Алекса и окончания этого концерта, на который снова утянул его этот неугомонный чокнутый мальчишка. Но он покорно сидел в кресле, опустив голову на грудь, и периодически подталкиваемый локтем Алекса, поднимал ее, делая вид, что вовлечен в процесс слушания.
Алекс позвонил Игорю в семь утра и, оглушая надрывностью своей речи, радостно сообщил, что чуть не забыл про купленные еще месяц назад билеты на Мюнхенский баховский хор и чтобы Игорь ждал его дома в назначенный час.
И сейчас Игорь предпочел бы вымокнуть до костей под монотонное пение дождя, чем сидеть в теплой, но удушающей и гнетущей атмосфере филармонического зала.
После двадцати минут езды по ушам распевов и речитативов на немецком языке, Игорь с ужасом стал посматривать на Сашку, как на врага, нарочно устроившего ему это наказание. И это только начало! Потому что "Страсти по Матфею", о которых тараторил ему Алекс по дороге в филармонию, длились около трех часов, и от одной мысли о предстоящих долгих минутах сомнительного "наслаждения" у него стала гудеть голова и нарастать раздражение.
Последнее усугублялось настроением Алекса, на которого часто посматривал Игорь. Тот с блаженным видом внимал каждому звуку, исходившему со сцены, а в нескольких местах к изумлению Игоря беззвучно напевал в такт исполнителям, и по движению его губ Игорь без сомнения определил, что Алекс четко произносит немецкие слова, и, судя по его эмоциям, понимает их значение.
В антракте Игорь отказался выходить из зала, потому что, не смотря на сидячее неподвижное положение, был окончательно вымотан и раздавлен. А на втором отделении почти сразу задремал.

- Хорошо, что еще совсем не поздно. И... ты говорил, что весной соседи уезжают на дачу, - сказал Алекс, когда они поднялись в квартиру. - Тебе понравилось? Знаю, что нет. Но "страсти", Волчок, это в данном случае не влечение, а страдания. Страдания Христовы. Такой масштаб оратории, такая глубина. А ты почти все проспал.
Он недовольно покачал головой, показывая свое разочарование, но тут же радостно улыбнулся и, как у искусного фокусника, в его руке оказался объемный футляр для кассет.
- Я приобрел запись с этими произведением! Две кассеты! Так что...- он развел руки в стороны, показывая, что не получится Игорю избежать дома встречи с прекрасным. - И вот еще... Игорь... Ты должен меня поддержать. Я тебе говорил, что ремень... я уже преодолел страх перед ним. Прошел этот этап.
Алекс полез в школьную сумку, с которой пришел к Игорю сразу после учебы.
Волчок снова не уловил движений рук Алекса, но в долю секунды на стол упала скрученная в кольцо, но тут же, подобно разбуженной змее, вытянувшаяся по всей длине зеленая скакалка с красными ручками. Одна из ее ручек, зажатая меж пальцев Алекса, плавно покачивалась, словно приветствуя Игоря, и казалась ему ярким факелом, от огня которого вспыхнул целый костер из веток любопытства, неверия и ужаса.
- Я хочу сегодня этим... у тебя получится, Волчок, - Алекс глазами поискал ножницы и, обнаружив их в широком стакане с кухонным скарбом, отрезал от скакалки одну ручку.
- Смотри, - он намотал скакалку на руку, оставляя свободный чуть меньше половины от ее длины конец, и резким движением рассек ей воздух. Скакалка издала приглушенный свист, и Игорь, оцепеневший от этого звука, заметил, что глаза Алекса наполнились страхом и сомнением.
- Прекрати, Алекс... Это уже перебор. Зачем? - спокойно сказал он. - Давай уж, если так нужно, обойдемся... как обычно. Я уже и руку набил, и ты вполне сносно себя ведешь. А это... слишком жестоко.
- Да... но... можно не слишком усердствовать и... если бы ты понял, Игорь, о чем была сегодняшняя вещь... И каждый должен однажды покаяться и испытать хотя бы малую долю его страданий. Ты пока послушай.
Алекс, что-то прочитав на вложенном в кассетник листочке, вставил кассету в магнитофон, перемотал вперед.
- Вот... пусть здесь, слушай пока. А мне нужно очистить тело... перед тем, как очиститься духовно, - Он был вполне серьезен, и Игорь стал сомневаться в психическом или по крайней мере душевном здоровье своего друга.
Что им движет? Серьезен ли он с ним или разыгрывает его, как по нотам? А, может, готовит какую-то ловушку?
Он думал об этом, пока Алекс полоскался под душем, как обычно долго и иногда что-то напевая в голос, заглушая шум воды. А из динамика магнитофона мужской голос на немецком языке под пение скрипок исполнял что-то чуждое Игорю, далекое, непонятное, но важное и родное для Алекса.

 Отправлено: 01.03.23 01:56. Заголовок: В глаза бросилась са..

В глаза бросилась сашкина открытая школьная сумка. А не учится ли он в школе для детей с девиантным поведением?
В их районе была такая неподалеку, точнее для детей с задержкой психического развития, и поведение Алекса, а так же его вечные двойки навели Игоря на такое предположение.
Он стал перебирать содержимое сумки, пока не наткнулся на дневник. Дневник ученика... гимназии.
"Так значит, Алекс гимназист? - незаметно для себя Волчок произнес этот вывод вслух. - Ну и ну... А ведь двоечник."
Палец поддел лист дневника, попав на начало февраля.
Краснота от цифр и подписей запестрела на обеих половинках разворота. Игорь взял дневник в руки и поднес поближе к лицу. Перевернул страницу, другую, третью... Дошел до прошедшей недели.
Нет, он не страдал плохим зрением, но сейчас ему казалось, что увиденное им это оптический обман, галлюцинации, мираж! И что эти красные цифры зашевелились на бумаге и заплясали в хаотичном танце безумия под хоровое многоголосье, исходящее из магнитофона.
Он действительно чокнутый, сумасшедший, девиантный подросток!! Как он мог, почему? И как Игорь мог попасться на его удочку?
Пятерки напрыгивали одна на другую, не давая возможности протиснуться хотя бы одной двойке или даже тройке!
Волчок просмотрел расшифровки к оценкам. Контрольная по алгебра, контрольная по физике, диктант по немецкому, сочинение по английскому... Везде стояли оценки, обозначающие "отлично".
Только по химии проскочила одна четверка, и на прошлой неделе было записано замечание "Болтал весь урок!"
И сейчас же к Игорю пришло прозрение: Алекс, этот мнимый лодырь и двоечник, каждый раз прибегал к нему со школьной сумкой и в свободные минуты, когда Игорь готовил еду или сам погружался в конспекты, сидел над учебником и открытой тетрадью. А на предложение прогулять школу каждый раз оправдывался, что его отцу обязательно сообщат, и тогда вообще... будет худо.
Парня накрыло второй волной осенения. Он вспомнил гладкое бледное тело Алекса. И какой окрас приобретали его ягодицы после порки его неопытной рукой. И они часто сохранялись до следующего раза - неяркие, едва заметные, но очевидные. А когда у него были следы от отцовского ремня? Почему на страхи Алекса Игорь ни разу не поинтересовался, как у него складываются отношения с отцом, наказывает ли тот его в данное время, а безропотно слушал его байки об отцовской строгости?
От отчаяния он хлопнул себя ладонью по лбу. Идиот! Доверчивый идиот! Ведь недаром мать с отцом наставляли его - словесно, не ремнем или деревенскими розгами, о которых грезил Алекс - чтоб не был он доверчивым к городским парням и девчонкам, что обведут его вокруг пальца эти матерые избалованные столичные жители.
Тем временем вода в ванной стихла. Волчок задумался. Что ему сейчас делать? Выгнать этого прохвоста? Высказать ему все? Но Алекс...
Это невольное "но", проскользнувшее в голове застопорило, не давая понять, что оно значит. Но Алекс... Но Алекс может очень непредсказуемо среагировать. Он помнил, где увидел его впервые, и лицезреть вторично его танец, который может превратиться в танго смерти, он не хотел. Да, "Танго смерти"! Именно его как-то поставил Алекс перед игрой в беглого крепостного мальчика, предварительно совсем не по-крестьянски изящно выписывая всем телом гротесковые арабески под музыку... Кого, чья же была эта музыка? А после еще заставил поднимать и опускать руку с ремнем согласно сильным долям той пьесы!! Нет, в том, что парень ненормальный, Игорь уже не сомневался, потому что читал где-то, что сумасшедшие нередко обладают исключительными умственными способностями к учебе.
И еще это "но" напоминало Игорю, что Алекс ждет, надеется на него и только на него. И он, Игорь, ему очень нужен...
Тем временем пацан вышел из ванной, завернувшись в большое полотенце и окинул друга вопросительным взглядом.
- Что с тобой, Волчок? Что тебя расстроило? А я так хорошо прогрелся, тело теперь мягкое, распаренное. Ты слушал музыку?
Игорь смотрел на Алекса, такого юного, стройного, и в обхватывающем его стан полотенце похожего на Римского патриция, с гордым взглядом, мягким, но уверенным голосом, грациозным жестом руки откинувшим налипшие на лицо влажные волосы.
Игорь только кивнул, и тут его взгляд прошелся по расправленной во всю длину лежащей на столе скакалке.
Чертов мальчишка! Ты хотел этого? Ты получишь то, что заслужил. Своим враньем, своей любовью к экстриму, своей необузданной похотью.
- Меня музыка вдохновила, Алекс, - тихо сказал он и схватил скакалку, закрутив ее до середины вокруг ладони, оставляя конец длиной чуть больше сложенного вдвойне ремня. - К столу! Руками на стол обопрись!
Алекс ошарашенно смотрел на Игоря. Он был готов уговаривать его, рассказать о своем импровизированном сценарии, который задумал, будучи в душе, но взгляд его старшего друга вызвал у Алекса липкий животный страх, парализующий волю и не дающий возможность противостоять сопернику.
Игорь заметил это, усмехнулся. Стало настолько очевидно, что Алекс не знал в жизни никакого насилия над собой, не то что физического, а и психологического, что он не привык выполнять приказы, что даже жесткий грубый тон, если он не по-нарошку, выбивает у пацана почву из-под ног, и что Алекс вот-вот заплачет. Пока не от боли, а от обиды, бессилия и слабости.
- Это... игра, Волчок? - дрожащим голосом спросил он, и в его взгляде отразился совсем еще ребенок, беззащитный и доверчивый. - А каков сценарий? Избиение младенцев, что ли?
На последней фразе Алекс засмеялся, но смех выглядел нервным, и если б Игорь вовремя не подошел к Алексу, не положил руку ему на плечо, после не обнял, наверняка, Алекс впал бы в истерику.
- Все хорошо, Алекс... Не избиение, что ты... - шептал Игорь, оглаживая свободной рукой его волосы, обнаженные плечи, которые от прикосновений инстинктивно поднимались, а хрупкие тонкие руки Алекса легли на лопатки Игоря. - Это игра... Ты ж хотел поиграть, Алекс... Испробуем.
- Только... не слишком сильно, Игорь. Пожалуйста. Скакалка жестокий инструмент. Но и следи за моей реакцией. Если я буду тихо себя вести, то это несерьезно, добавляй силу удара. Да... и раза три по спине, скакалкой можно.
Алекс поднял сияющие глаза, будто и не было только что в них страха и сомнения, отошел от Игоря, сделал музыку погромче.
- За грехи мои, Господи, вольные и невольные, совершенные и те что совершу, чревоугодие, празднословие, сребролюбие, уныние, любострастие, стяжание, гордыню, осуждение, тщеславие... принимаю со смирением и покорностью наказание, дабы послужило оно мне очиститься духовно и встать на путь исправления... Аминь.
Алекс со знание дела перекрестился, сбросил с себя полотенце, зажмурился. Волчок заметил, что его ноги немного подрагивают, то ли от страха, то ли от неудобного положения, кожа покрылась мурашками, а губы продолжали беззвучно что-то произносить.
Дурак, хитрец или безумный? И верующий, что ли? Или кривляется, как обычно? Или вся жизнь для него игра? Ну... сейчас проверим, как искренне ты каялся перед богом и как на самом деле хочешь исправиться.
Игорь встал сбоку, прицелился и, не сильно замахнувшись, нанес первый стежок.
Алекс взвизгнул, подпрыгнул на одной ноге, опустил голову на грудь.
Первые несколько ударов он сносно терпел, стараясь прочно стоять на ногах, и его выкрики ограничивались только пестрой гаммой междометий и звуков, но без матерной брани и чертыханий, которые он позволял себе в иных случаях.

Но после шестого Игорь прибавил силу, вырвав из сашкиных легких протяжный крик, после которого пацан запрокинул голову назад, отскочил от стола, руками схватился за ягодицы и стал растирать их, будто пытался сбросить боль.
- На место встань, Алекс. Ты же хотел исправиться. А грехов за тобой немало,- сказал он, наклоняя Алекса к столу. - Ну... будь молодцом, ты же парень.
Он провел ладонью по спине мальчишки, ощупывая в раздумьях, стоит ли ее хлестнуть хоть раз, а не то что все три, как просил тот.
Скакалка рассекала воздух, издавая звук сильного сквозняка, сливаясь тут же с сашкиными воплями, которые он и не пытался сдерживать, как и свое тело не смог удержать в ровной стойке: перебирал ногами, будто под ним были рассыпаны горячие камешки, выгибал спину, поворачивался к Игорю лицом, хватал ртом воздух с выпученными от боли глазами, и Игорь после каждого удара ждал, иногда помогая Алексу встать на место и придерживая его за плечо, что тот попросит о пощаде. Но все его слова сквозь плач, который он не сумел подавить, ограничивались уже ставшим родным "больно-то как" и воем, что сменил отрывистые вскрикивания.
Сашкины половинки были расчерчены красными полосами, большинство которых уже припухли, и теперь почти уже потерявшая бронзовый оттенок спина покрылась от стресса испариной, а из-под вспотевшего загривка по позвоночнику стекла крупная капля пота, укрываясь меж напоротых ягодиц.
- Двадцать два... И еще три, как ты хотел, - Игорь сделал паузу, давая Алексу восстановить дыхание и принять исходное положение.
Было стремно, но Волчок уже не сомневался, и гибкий свистящий хвост скакалки трижды ужалил Алекса, украсив его спину чуть ниже лопаток параллельными полосами.
Алекс, разразившись в рыданиях, присел на корточки, опираясь руками о столешницу, тут же завалился на бок, прижав согнутые колени к подбородку и с ревом растирая сырость по лицу.
Игорь отбросил скакалку, подскочил к нему.
- Алекс... все уже, ну... сам же так хотел,- он попытался его поднять, но парень сжался, инстинктивно сопротивляясь любым прикосновениям.
Полотенце, еще влажное после душа, окутало вздрагивающее тело Алекса, когда Игорю, присевшему на пол, удалось приподнять пацана, и горячая соленая мордашка уткнулась в его футболку, оставляя на ней характерные следы от слез и соплей.
Волчок осторожно гладил парнишку по взлохмаченным волосам, по еще вздрагивающей от всхлипываний спине, и почувствовав прикосновения обвивших его сашкиных рук, уткнулся лицом в пацанячью макушку, вдыхая смешанный аромат шампуня, влаги и юношеской невинности.

- Алекс... Тебе скучно живется? - нарушил непродолжительную тишину Волчок, когда после словесных и тактильных манипуляций ему удалось успокоить Алекса, и он, аккуратно прикасаясь к напоротым местам распластавшегося на диване пацана, наносил на них найденный в теткином комоде крем.
- Теперь уж точно веселее, - со смешком в голосе прохрипел Алекс, поворачивая лицо к Игорю. - Вообще... жестоко было, я чуть было пощады не попросил, но знаешь, Волчок... Сегодня я еще раз пропустил через себя понимание человеческой слабости, порока, предательства... на концерте. И мне так захотелось хоть немного искупить эту вину, за нас всех...
Игорь пожалел, что спросил что-то у Алекса. Лучше бы он, как еще несколько минут назад убаюкивающим голосом успокаивал Сашку, заверяя, что все закончилось и боль пройдет, и завтра они пойдут в открывшийся Луна-парк, на что Сашка согласно угукал и еще крепче прижимался к нему.
А сейчас пацана снова понесло, и его слова пугали, погружали во что-то неизвестное и непонятное ему, далекое и высмеиваемое в детстве. А ведь с Алексом у них всего разница два с половиной года, но пацан нередко казался ему старше, умнее и еще старомодней.
- Ну да... Хватит втирать? Сейчас, не простудись, - он накрыл Алекса чистой простыней. - И за крестьянского мальчика, и за древнего школьника, и за провинившегося принца, и за раба... тебе тоже хотелось искупить. Алекс... ты как себя чувствуешь? - в словах проскальзывала досада, и насмешка, и чувство безнадежности, потому что понять этого странного человека ему было не дано. - Я ведь поначалу действительно поверил... про твоего отца, про твои страхи.
- А потом? - прервал его Алекс. - Потом разуверился? "Маловерный! Зачем ты усомнился!" Это из Библии, - Алекс сдавленно засмеялся и добавил: - Тебе же понравилось, Волчок... Признайся, что понравилось…

- Дурачок, - только и сказал Игорь с лаской в голосе, поправляя простынь, оголившую пяточки Алекса. - Нам нужно восстановить силы, ты отдыхай, а я приготовлю ужин. Хорошо, что ты тушенку принес... у меня только макароны. Только вот это...- он указал на уполовиненную бутылку красного ликера, - это зря ты, Алекс. Твоя психика и так... - он запнулся, чтоб не сказать лишнего и того, в чем совсем не разбирался, - еще детская, уязвимая... А у меня и сока нет, чтоб разбавить. Где берешь-то?
- Дома, из отцовского бара... Он не замечает. А иногда замечает. Но сегодня нам можно... Мы оба заслужили... И я неразбавленным его пью.
Во время ужина Алекс перекачивался на стуле, пытаясь найти наиболее удобное положение, морщился, пока Игорь не догадался подложить ему подушку.
- Спасибо, а я и не сообразил. Ты такой хороший, Волчок. Но... - он задумался, поднося к губам наполовину наполненный ликером бокал. - Помнишь тайную вечерю? А, или ты и не в курсе. Тогда Иисус сказал...
- Слушай, Алекс, - Игорь резко перебил его . - Я понимаю, сейчас мода пошла, все разрешили, стали восстанавливать храмы и все такое, но ты же юный парень, что ударился-то? И крайности у тебя - то в этот... я тут читал в газете одной... мазохизм втянулся, а то в церковные страсти.
- А ты во что, Волчок? - спокойно спросил Алекс. - Знание Библии это культурная грамотность, только и всего. Ты даже не знаешь, о чем плакал Петр... А та ария...
- Ах, какая досада! - вспылил Игорь и с издевкой спросил: - Ну и о чем же? Это для меня так важно, по-твоему? Да я чуть с ума не сошел на этом твоем концерте!
- Ладно, давай не спорить, - Алекс поспешил утихомирить друга. - А то поссоримся... раньше времени. Все равно скоро отречешься ты от меня. А позже и я от тебя.
- Опять ты... слова какие-то. Да расслабься же! - Игорь стал заводиться, и его охватило желание высказать Алексу все, что знал про его учебу, про его вранье, манипуляции, но пронизывающий и в то же время просящий взгляд пацана, как будто тот угадал его намерения, остановил этот порыв, и Игорь, как по воле заклинателя змей, осекся, прикусив свой язык.

Но заполночь, когда подперев голову согнутым локтем, лежа на своей подушке, Алекс с горящими глазами, как искусная Шахерезада, придумывал новую историю, где он был юнгой, а Игорь смелым отважным капитаном, который нашел мальчишку в чужой стране в грязном трактире, подававшим пивом пьяным грубым посетителям, Игорь стал снова заводиться, но уже не в состоянии расслабиться, взять себя в руки, теряя разум от тембра сашкиного голоса, его жестов, мимики, когда тот изображал гнев капитана от дерзости юнги, периодически по привычке покручивая рукой, впившейся в копну волос на русой макушке...
Бешенные языки пламени костра на том далеком берегу, подхваченные переливами фортепианного соло прокофьевского концерта, негромко звучащего в углу комнаты, разгорались все ярче, обжигали его тело, кусая горячими красными язычками, обволакивая жаром со всех сторон и распаляя его изнутри, не давая остановиться, а подгоняя движениями бесовской пляски, закручивали, завораживали и расплавляли, как стойкого оловянного солдатика в беспощадных объятиях, превращая в бесформенный и безвольный воск.

Середина мая выдалась по-летнему жаркой, утро врывалось в комнату Игоря с палящим солнцем, и цветастые шторы едва спасали от прерывающих сон раньше положенного времени горячих лучей, но на кухне их вторжению противостоял старый тополь, раскинувший перед окном густо покрытые зелеными листьями ветви. От ветра он постукивал ветками по стеклу, чаще робко, но во время недавней грозы настойчиво, словно прося укрыть хоть несколько своих листиков от непогоды.
А еще этот тополь загораживал обзор из окна, и сквозь его листву невозможно было разглядеть, вышел ли Алекс из пришедшего на остановку трамвая, когда двери того с шумом распахивались и нередко было слышно, как водитель объявляет остановку.
В прошлую субботу Алекс не пришел, сославшись на папин день рождения. Не пришел и в воскресенье, но прибежал на неделе, совсем ненадолго, будто отметиться, что-то тараторил про предстоящие экзамены, про аврал в учебе, но Игорь видел, что парень напряжен, взволнован и явно недоговаривает что-то важное. Потому что его дежурные "как ты, как дела, как вообще" носили оттенок ожидания чего-то нового, необычного, но Игорь отвечал стандартно "все в порядке, норм, скоро сессия тоже".
А в наступившую Алекс позвонил и пообещал придти после школы. Волчок с нетерпением ждал его, подбегал к окну на кухне, где он обычно занимался за обеденным столиком, когда останавливался очередной трамвай, и пытался сквозь зелень разглядеть вышедших редких пассажиров. Но Алекса все не было, и Игорь возвращался к конспектам.
Но в дверь наконец позвонили. Не так, как его друг - несколькими отрывистыми звонками - а одним продолжительным настойчивым сигналом.
- Ты чего это так? - открывая замок, спросил Игорь через дверь, полагая, что у Сашки какое-то особое настроение, но на пороге стоял высокий подтянутый мужчина среднего возраста, с серьезным выражением лица.
- Вы... Ты... Игорь? Игорь Волчок? - спросил он, оценивающе рассматривая хозяина квартиры. - Полагаю, что да. А я отец Александра. Андрей Павлович. Позволишь?
Не дождавшись ответа, он мягко отстранил растерявшегося парня и прошел в прихожую.
- Да, здравствуйте... - наконец выдавил из себя Игорь, заметив, что мужчина с долей брезгливости оценил старые давно нуждающиеся в покраске двери, обшарпанные полы, именуемые некогда паркетом, потертые местами ободранные обои, заглянул на кухню, через которую был вход в комнату, обвел удивленным взглядом обстановку, отчего Игорю стало жутко неловко.
Было видно, что в глазах отца Алекса это не квартира, а максимум сарай или кладовка.
- Так значит, тут... Здесь он бывает. Ты позволишь? - Он вопросительно посмотрел на Игоря, но, снова не дождавшись разрешения, выдвинув из-под стола стул и осмотрев его на предмет чистоты, сел и положил ногу на ногу.
- Игорь... - начал он. - Ты сядь, пожалуйста, а то стоишь, будто убежать собрался. Так вот... Саша мне говорит о тебе и вашей дружбе только хорошее, и он стал более спокоен в последнее время, настроение лучше, чем обычно бывает. Уравновешеннее. Мда... Но ты должен понимать, Игорь... Тебе сколько лет?
- Мне семнадцать. Восемнадцать в ноябре... Может чаю?
- Да, не откажусь. Так вот, Волчок. Слышал, как Саша по телефону так тебя называл. Наверняка ты заметил некие странности за Александром. Заметил ведь? Не сомневаюсь, - мужчина, прищурившись, посмотрел на Игоря. - И я заметил кое-что... То, что меня очень напугало. Я не разрешаю ему запираться в ванной, но и не вторгаюсь туда, когда он моется. А тут мне срочно надо было... но не важно что, и я открыл дверь. Ты понимаешь, о чем речь? Вижу, что понимаешь... А Саша заметил меня и мою реакцию.
Игорь ощутил, как его лицо покрылось краской, а сам он был готов провалиться сквозь землю.
- Как это началось? Я просто хочу знать. У меня нет претензий, тем более, ты тоже несовершеннолетний. Пока. Да и это неважно. Будь тебе хоть все двадцать пять... мой сын уж такой, какой есть.
- Он говорил, он сказал... - робея под пристальным взглядом сашкиного отца, начал Игорь и рассказал про страхи Алекса, про его просьбы, про его упования только на него, Игоря, про его благодарность, про его радость очищения после произошедшего.
- Понятно,- мужчина досадливо покачал головой, отхлебывая приготовленный чай. - Конфеты? Да, давай. Вижу, Саша и принес. Его любимые. - То есть, стал сочинять, что я его бью, что я его забрал из деревни, держу в строгости. Очень хотелось это сделать и не раз. Всыпать ремня, чтоб сидеть не мог неделю. Но я ни разу на это не решился. Не смотря на его заслуги. Саша, он не переносит насилия и давления на него, он с младенчества избалован и заласкан. Ты этого не заметил? Все его желания исполнялись по первой просьбе, почти все. Иначе он мог устроить истерику, а с его ранимостью, самовлюбленностью и склонностью... к самоистязанию. Да-да, Игорь...
Андрей Павлович замолчал, о чем-то задумавшись, и было видно, как тяжело даются ему эти признания, и сколько боли он испытывает, говоря о Сашке.
- Он с раннего детства страдал повышенной ответственностью, перфекционизмом и любые свои проколы, ошибки, недочеты не прощал сам себе. Он мог сильно ударить себя по лицу, по голове, подставить руку под горячую воду, встать коленками на... крупу какую-то и... - мужчина махнул рукой, - мы водили его по врачам, порывы его на время ослабевали, но со временем все начиналось заново. Но если его кто-то против воли обидит, ударит, оскорбит... это вызывает у него шок, непонимание, вводит в ступор или истерику и может нанести душевную травму от самого факта посягательства на его персону. Поэтому ты должен понимать, что это за человек. Может он тебе что-то про мать говорил?
- Да, что она в деревне, с бабушкой живет, - ответил Игорь, краснея, будто выдает военную тайну.
- Ну, я так и знал. Он очень долго и болезненно переживал ее смерть. Она усугубила его тягу к самоистязаниям, будто он был в чем-то виноват... Ему было семь, он все понимал, но не хотел верить. И вот придумал себе какую-то деревню с бабушкой. А бабушка его в Филадельфии, к твоему сведению. С другой дочерью. Сашка кладет цветы маме на могилу, а потом сам себе и другим, таким вот, как ты, - Андрей Павлович с улыбкой кивнул на Игоря, - рассказывает сказки.
- Но ведь он предлагал мне поехать к ней летом, - сознался Волчок. - Как же потом было бы?
- Потом придумал бы, что она продала дом и уехала... на Дальний Восток. Он страшный выдумщик. Но это не мешает ему быть целеустремленным и порядочным в существенных вещах. Скажи... как он это переносит? Кричит? Плачет? А потом?
Игорь без утайки рассказал про все - боль, слезы, но нежелание прекратить раньше оговоренного, а после ощущение свободы и блаженства, и последние слова, судя по мимике мужчины, расстроили его сильнее, чем слова о боли.
- Так вот, Игорь. Ты должен понимать, что Сашка может на этом не остановиться. Я... читал его заметки... попались на глаза случайно, - Андрей Павлович смутился. - А сумеешь ли ты справиться с его соблазнами и с желанием отказать ему? И еще... он очень чувствительный, и если вскоре тебе надоест, то это может стать для него ударом. Мне он сознался во всем, когда я увидел следы. Сказал, что сбылась его мечта. И что если я тебя обижу, то он покончит с собой. Так и сказал. Адрес я твой узнал через телефонную службу. Ты не говори ему о моем приходе. Но подумай - лучше раньше с ним расстанься, чем он сольется с тобой, а после надоест как заежаная пластинка.
- У него поэтому... из-за его склонностей нет друзей? - спросил Игорь. - Он сказал, что очень одинок.
- Снова вранье. Друзья у него есть, я их хорошо знаю, а приятелей полкласса. Просто ему с ними не очень интересно. И им он не может признаться в своих склонностях и желаниях. Сегодня на вечеринку какую-то укатили. Так что... решай сам. Но пока ты с ним, будь предельно бережен. Он один у меня. И подумай, что может быть, если ты его обидишь. Так что лучше раньше, Волчок...
Андрей Павлович встал, попрощался с Игорем, и уже в дверях сунул Игорю свернутые в трубочку деньги. - Это на еду, когда он приходит.
Игорь хотел было возразить, что не нужно, что Сашка всегда что-то приносит с собой, но Андрей Павлович, предугадывая его реплики, замахал рукой, показывая, что не нужно ему возражать.

 Отправлено: 01.03.23 01:57. Заголовок: Весь вечер Игорь не ..

Весь вечер Игорь не мог найти себе места. Его только сейчас осенило, чем могла бы закончится их с Сашкой дружба, будь у того иной отец! И чем еще может закончится, если он когда-нибудь откажет Сашке, не захочет в очередной раз понять его, подыграть ему, сделать то, что хочет этот лживый эгоистичный и рисковый шкет!
Он почувствовал, что балансирует между спокойной правильной жизнью и взрывами эмоций от непредсказуемых идей Алекса, желанием подружиться с сокурсниками и ожиданием субботних встреч с этим юным талантливым искусителем, который все туже затягивал невидимый узел веревки, связывающей их обоих.
И канат, по которому передвигается Игорь, становится все тоньше, шест тяжелее, и удержаться на нем было с каждым шагом все сложнее.

А узел Игорь затянул нехило. Алекс поморщился, когда кисти его рук были обвиты крученой веревкой, а хвосты Игорь затянул крепким узлом.
- Туго, Аленький? - поинтересовался он у Сашки, заметив его скукожившуюся рожицу. - Ноги? Вместе?
- Норм, Волчок... И... ласки - это потом. А сейчас настройся на жесткость. А то я размякну раньше времени, - отчеканил Сашка, ощущая явный дискомфорт от фиксации, и скорее психологический. - Ноги по отдельности, каждую притяни к этой, к деревяшке.
Алекс стукнул пяткой по деревянному подлокотнику дивана, горизонтальная планка которой держалась на двух маленьких вертикальных.
- Юнга маленький матрос, южных рыбок нам привез, - пробурчал Сашка, поворачивая голову на бок в лодочке из вытянутых рук. - И включи кассету. Это Вивальди "Шторм". Мы же попали в шторм, да? А юнга замешкался и не спустил вовремя паруса, когда капитан объявил тревогу. И чуть не погубил корабль. Только очень аккуратно, Волчок... Пряжка все же. Не спеши, целься метко. И давай... дюжину.
Игорь чуть было не ответил на указания "Есть, сэр!". Как когда-то Сашка, в первый день их знакомства.
Он привык, не смотря на свое положение экзекутора, выполнять все сашкины просьбы, советы, пожелания, и сейчас, осматривая тяжелую латунную пряжку нового выходного ремня, чувствовал себя приговоренным к слезам и боли Алекса, к повинности выбивать из него крики, созерцать его слезы, даже когда сердце сжималось от жалости и желания преждевременно кинуться к нему, своему маленькому провинившемуся мальчику, прижать его к себе, вытереть слезы и говорить полушепотом "Аленький, мой Аленький... ну все уже, все... ты провинился и был наказан, но скоро боль пройдет".
Эти невинные пошлости сначала застревали в горле у Игоря, но вскоре он привык к ним и, улавливая вибрации сашкиного тела при определенных словах, стал обогащать свой словарный запас ранее несвойственными ему выражениями, при этом дивясь самому себе, насколько легко они стали ему даваться.

Глядя на пристроившегося на его плече Алекса, который с умиротворенным ангельским личиком мирно посапывал, Игорь почувствовал, что его охватывает беспокойство. Он физически начал ощущать, что Сашка высасывает из него все силы, волю, отметает все его устои, принципы, взгляды, и подобно скользкому питону все сильнее обхватывает своими кольцами тело Игоря, желая слиться с ним воедино, но в один момент задушит, не заметив того.
И Игорь медленно падает в пропасть, но не вместе с Алексом. Тот остается твердо стоять на поверхности, как тогда на крыше дома, только переставляет стульчик, подобно маленькому принцу, но не для лицезрения заката, а чтобы подчинить своим прихотям Игоря.
Но даже сейчас переложить Алекса на соседнюю половину дивана Игорь не мог. Ему казалось - потревожь он Сашку, как тот проснется и с ужасом в глазах предположит, что его мир рушится, что-то идет не по его плану, потому пришлось осторожно выползти из-под Сашкиного тела, поправив подушку под его головой и одеяло, как он любил - открытые кончики пальцев и плечи, но обязательно закрытые спина и поясница.
Полная Луна светила в окно, когда Игорь прошел на кухню, зажег сигарету, и едкая струйка дыма растворилась в освежающей прохладе майской ночи. Он думал про завтра, про послезавтра, про следующую субботу, про ноябрь, когда он станет совершеннолетним, про Сашку. Сколько еще больных фантазий родится в этой русой умной голове, в какие эксперименты он втянет Игоря, взяв его в плен своей власти? И когда все это закончится?

Оркестр стих, свет в зале засветил ярче, и музыканты неторопливо стали вставать со своих мест. Их примеру последовали и зрители, самые ловкие и голодные из которых, а может и те, кто едва дождался антракта по иным причинам, ринулись к выходу из зала. Старший мальчик, сидящий ближе к проходу, побежал по дорожке между правой и левой частью зала, обернулся на окрик отца и одобрительно замахал рукой. Через секунду он скрылся из виду, а остальная часть семейства неспешно стала пробираться к выходу, уже втираясь в образовавшуюся толпу.
Мужчина поднял взгляд на Игоря. Ну конечно, какие могут быть сомнения! Безусловно, это был он, Алекс.
- Пройдемся? - Леночка взяла под руку Игоря и почти насильно вывела в холл. - И может в буфет?
Игорю было сейчас все равно, куда следовать - он и хотел, и боялся встретиться с Алексом лицом к лицу, но незаметно для себя оказавшись в зале буфета, стал взглядом искать его. Тот всегда любил кафе, кофе, мороженое, пирожные, и сколько раз Игорь слышал он него веселую фразу: "Не скромничай, студент. Деньги есть, папа меня балует".
За столиком у окна он увидел его мальчиков; женщина в действительно очень красивом платье, которое сейчас Игорь смог оценить, подала им по вазочке мороженого, села рядом, убирая программку со свободного стула. Алекс поставил на стол две чашки с кофе, после принес пирожные и осмотрел выросшую до самой двери очередь.
Он встретился взглядом с Игорем, и, убедившись, что жена и дети заняты своим угощением, подмигнул ему и стал неторопливо мешать ложечкой кофе.
- Вон, святое семейство, - Леночка тронула руку Игоря, с улыбкой кивая в сторону столика у окна. - Детки ангелочки такие! Посмотрим, как будут себя вести на втором отделении.
Он вспомнил плачущую на бульваре незнакомую девушку. Причину ее слез не помнил, но то чувство, когда она, сидя на скамейке тенистого сквера, ведущего к институту от метро, подняла на него полные отчаяния глаза, сохранилось в его сердце до сих пор. Она была ласковой и доброй, и после ни разу не попрекнула его за то решение их деликатного вопроса, на котором настоял Игорь.
Решение, определившее судьбу их брака.
"Рано нам пока, Лен. Будут у нас еще дети. А пока никак. Миллионы женщин проходят через это. Я тебя встречу. Не бойся - заснешь, проснешься и все закончится". Он нередко вспоминал сказанные им слова в то морозное утро, когда, стоя на пороге больницы, Лена до последнего сомневалась, открывать ли тяжелую дверь на тугих пружинах. И тогда он сам ее открыл, буквально впихнув молоденькую жену в мрачный, сырой, освещаемый люминесцентной лампой приемный покой старого обветшалого здания.
На тот момент они уже состояли в браке три года, но оба учились, деля на двоих и для еды, и для занятий тот самый маленький кухонный столик.
Июньским вечером, когда Сашка готовился к очередному экзамену, Леночка варила кофе на пригоревшей заляпанной плите, искренне радуясь, что Игорь тоже влюблен в классическую музыку, когда нажав на кнопку магнитофона, услышала третью часть Шестой симфонии Чайковского. Он помнил ее глаза - вмиг просиявшие, отчего на щеках появились ямочки, как у ребенка, и ее непроизвольные прикосновения во сне, когда она осталась у него уже на следующий день, а точнее на ночь, не вызывали у Игоря чувства вины и стыда. А утром, то хмурясь, то прищуриваясь, вчитывалась в тексты серой клеенчатой тетрадки с надписью "Черновик для сочинений" Александра Завьялова.
- Я нашел это. Кто-то вынес к мусорке стопку книг... Сейчас мода книги выбрасывать как жест отречения от прошлой жизни, - ничуть не смущаясь, соврал Волчок. - Посмотрел, нет ли чего стоящего и вот... среди кипы наткнулся. Взял "Войну и мир". И тетрадку эту ради интереса. Офигел, если честно. Такое наворотить! Пишет красиво, но на голову точно больной! Извращенец, явно. Нет, ты читала последнее, а?
- Про принца и мальчика для порки? Да... С чувством написано. Но... такие жестокости. И гнусности. Впрочем, все это было раньше, Игорь. Было... Хорошо, что сейчас нет. И наши дети не узнают этой дикости, - она прижалась к Игорю, будто в подтверждение, что в их жизни будет только любовь, добро и счастье. - А я думала, что это твой знакомый оставил. Какой-то Александр Завьялов.
- Ты что? Не знаю я его! Случайно нашел, говорю же! Мои знакомые больными фантазиями не страдают. И выкинуть надо эту гадость! - запаниковал Игорь в страхе, что Леночка при малейшем подозрении разгадает все его секреты.

- Игорь, тебе звонил какой-то мальчик. Саша. Просил перезвонить,- сказала Лена, когда Игорь пришел с института.
- Саша? А какой Саша, не сказал? Кому перезванивать-то? Может сам перезвонит.
И Сашка перезвонил. Игорь помнил, как пришлось негромко и спокойно объяснять ему, что сейчас он никак не может встретиться, он очень занят, и чтоб тот не вздумал приходить к нему без договоренности.
А Лена за считанные дни завладела сердцем Игоря. Ее кротость, нетребовательность и нежность в сочетании с миловидной внешностью и спокойным характером подарили Игорю то самое счастье, о котором он всегда мечтал, и с ним рядом был человек, планы и идеи которого не будоражили, но и не пугали, не рождали чувство вины, зависимости и страха перед запретностью.
Он снова ударил коленку о ту самую тумбочку, когда подбегал к двери, только чтобы Лена не опередила его. Пять прерывистых сигналов звонка, от которых Игоря бросило в жар, и дрожащими руками он открыл заедающий замок.
Сашка, почему-то взмокший, словно бегом бежал от своего дома до этой квартиры, с выпученными глазами смотрел на Игоря.
- Волчок, что случилось? - Он попытался протиснуться в квартиру, но Игорь перегородил ему путь. - Да пусти ты! Что с тобой?
- Подожди, я сейчас! - крикнул Игорь Лене и, прикрыв дверь, вышел на лестничную площадку. - Алекс... Саша, послушай меня! Ко мне нельзя. Не сейчас, Сашка! - Игорь отцепил Сашкину руку от ручки двери. - Прошу тебя, уходи. У меня девушка. Уходи, пожалуйста. Я сам тебе позвоню потом.
- Ну и что, что девушка? Игорь! Я же не претендую на твою девушку! Я ничего не стану говорить лишнего, - продолжал настаивать Алекс. - Посижу и скоро уйду, если так.
Но Игорь был непреклонен. Он стал сквозь зубы вменять Сашке о его навязчивости, о том, что тот нарушает его покой, его границы, заполняет собой все пространство, и общение с ним перестало приносить Игорю удовольствие, а только выматывает и утомляет.

Очередь в буфете двигалась быстро, и Леночка о чем-то спросила Игоря, на что он машинально ответил "да", не вникая, что она хотела. Лена удивленно посмотрела на мужа, а он снова вернулся в далекий июньский день, вспомнив лицо того, пятнадцатилетнего Алекса, когда другой, взрослый Александр Андреевич, спокойный и довольный, подтирал салфеткой выпачканный мороженым рот младшему сыну и отвечал на реплики старшего.

А в тех глазах была не злость, не обида. Была такая боль, которая после самых болезненных ударов ремня, скакалки или пряжки не искажала лицо Алекса. Он стоял на лестнице, не веря словам Игоря, не понимая преграждающего вход в квартиру жеста, и не веря, что Игорь, тот, кто был временами его отцом, его капитаном, его господином, принцем и хозяином, кто прижимал к себе и вытирал его слезы, сейчас не пускает его на порог.
- Игорь, что я сделал не так? Где я ошибся, скажи? - молящим голосом произнес Алекс, когда Игорь уже хотел закрыть перед ним дверь.
- А что ты сделал так, Алекс? Все не так! Все это неправильно! И ошибся я! Это я ошибся! Все, уходи, пожалуйста!

Игорь убедился, что дверь в подъезде захлопнулась, вернулся в квартиру, подошел к окну.
- Кто это был, Игорь? - спросила Леночка, прижимаясь к нему.
- Так, по тетушкину душу...
- Ого, смотри, Игорь! Смотри! Там какой-то парнишка! - Лена распахнула окно. - Что он делает?! С ума сошел?!
Они оба стали наблюдать, как подросток с силой бьет рукой по стволу тополя на противоположной стороне улицы. Бьет наотмашь, со злостью и отчаянием, словно желая что-то сломать - дерево или руку, и вот он сгибается, прижимая руку к груди, прислоняется к дереву, оседает на корточки.
Каким-то парнишкой он был для Леночки. Для Игоря это был его Алекс, его Аленький, оставшийся в одиночестве со своей болью. Болью от ударов и от жестокости Игоря.
- Может, пойти к нему? Игорь! Он похоже, руку сломал! Ну, Игорь! Ты что, знаешь его? - засуетилась Леночка.
Последний вопрос был вызван непроизвольно слетевшим с губ Игоря "Черт, Алекс!", но Игорь только отрицательно помотал головой.
- Я его не знаю. Ничего... жить будет, - с металлом в голосе ответил он и проводил Сашку взглядом.
Тот, согнувшись и по-прежнем прижимая руку к груди, поплелся в сторону своего дома.
"Левой бил. Правша потому что. А у него еще экзамены. И тут он продуманный", - пронеслось в голове.
Всю ночь Игорь не сомкнул глаз. Он то и дело подходил к окну, как будто и сейчас мог увидеть на противоположной стороне Сашку, стоящего на тротуаре возле того тополя. А может на крыше. Но Сашки не было. Больше не было в его жизни.

Через неделю они с Леночкой гуляли по Торговому центру в ожидании начала сеанса какого-то фильма. Игорь с соблазном посматривал на витрины модных бутиков, где приветливые стройные девушки обхаживали редких посетителей, а ценники на манекенах, что смотрели на своих живых собратьях сквозь витринные стекла, превышали месячные зарплаты вузовских преподавателей.
Его внимание привлек звонкий знакомый голос, когда они проходили мимо бутика одного из мировых спортивных брендов.
- Хочешь прицениться? - подшутила Леночка. - Нам с тобой только на шнурки от этих кроссовок хватит, пойдем лучше по мороженому съедим до сеанса, - она хотела оттащить Игоря от входа в магазин, но его ноги словно приросли к выложенному крупной плиткой полу.
Напротив двери в центре небольшого зала Алекс с победоносным видом смотрел на своего отца, который, стоя на одном колене, надевал на его ногу кроссовок. Игорь не сразу заметил, что у Алекса перевязана левая рука, поэтому зрелище его шокировало. Он понимал, что лучше поскорее уйти, пока мальчишка не заметил его и не окликнул, но вид Алекса словно парализовал Игоря. Как он был хорош, грациозен, изящен, не смотря на гипс!
- Папа, эти жмут, а серые мне не нравятся, и я белые хочу, они очень удобные! - почти на весь магазин заявил Алекс.
- Ты от своей музыки скоро оглохнешь, Александр, - подняв голову, строго ответил отец. - Я же не глухой, что ты так кричишь? Купим то, что ты хочешь, не волнуйся. Черные на размер побольше, пожалуйста, - обратился он к продавщице. - А белые точно возьмем, упакуйте.
- Извини, папочка, я не хотел... Да, давай и те, и другие, если ты не против, - уже тише сказал он и о чем-то задумался, растекаясь в мечтательной улыбке.

- Игорь, ты чего тут застрял? Ты его знаешь, что ли? Твой знакомый? - Леночка дернула Игоря за рукав.
- Нет, я не знаю его. Пойдем, Лен, - ответил Игорь.
С тех пор он не видел Алекса. До сегодняшнего дня. Лето окрасило жизнь новыми красками. Почти все каникулы они с Леной провели у родителей Игоря, загадывая о свадьбе, строя планы на будущее, решая бытовые и финансовые вопросы. А в сентябре Игорь, наткнувшись на тетрадь Александра Завьялова, вспомнил о своем юном друге. Набрав номер его телефона, который он не успел забыть, прикинул, что скажет ему, и в глубине души радовался продолжительным длинным гудкам. Но трубку снял Андрей Павлович и, узнав Игоря, любезно ответил, что Александр уехал в Германию по какой-то программе - жить в семье и учиться в немецкой школе, так как прошел отбор, сдав все тесты на отлично.

Игорь только при последних двух глотках понял, что пьет кофе, а Лена смотрит на него с обиженной миной.
- Ты чего, Лен?.. Подожди минутку, я сейчас, - он быстро выскочил из-за столика и последовал за выходившим из буфета Алексом, который держал за руку младшего мальчика.
- Алекс! - воскликнул Игорь, поравнявшись с ним. - Алекс... Здравствуй...
Молодой человек остановился, пронзая Игоря холодным взглядом.
- Это я, Игорь. Волчок. Помнишь? - не понимая Сашиного молчания, Игорь занервничал, хотел что-то еще сказать, но тут раздался голос малыша:
- Моего папу не Алекс зовут. Мой папа - Саша, - пропищал он, на что отец легонько щелкнул мальчика по носу, мягко сделав замечание, чтоб не вмешивался, когда взрослые разговаривают.
- Ты не узнаешь меня, Александр? - продолжал Игорь.
- Я Вас не знаю. Вы ошиблись, - твердо ответил мужчина, отвесив легкий поклон.

Во время второго отделения Алекс ни разу не обернулся. Игорь не понимал, почему Алекс так поступил с ним? Неужели подумал, что он станет предаваться воспоминаниям их юности при его жене и детях? Навряд ли такая глупость пришла ему в голову. Тогда что случилось? Ведь он узнал его, точно узнал. Еще в зале.
Алекс тем временем взял малыша на руки, прижал к себе, и тот, по всей видимости, заснул.
Встали с мест они сразу, как только прозвучал финальный аккорд, не оставаясь на поклоны музыкантов и аплодисменты. Алекс нес прильнувшего к нему ребенка, его жена тащила за руку еле передвигавшего ноги старшего, а Игорь все ждал, что они снова встретятся взглядами.

Это случилось. Алекс поднял голову и, увидев Игоря, улыбнулся, открыто и радостно, как перед началом концерта. И улыбка этого забытого, давно вычеркнутого из его жизни человека застряла комом в горле, защипала в носу, сдавила грудь, препятствуя свободному дыханию.
Игорь ощутил, как слезы навернулись на глаза. Леночка, вскочив с кресла, стала громко аплодировать музыкантам, и, вторя другим зрителям, кричать "Браво!". От внимания Игоря не ушло, как она, переполненная чувствами, помахала рукой и тут же послала воздушный поцелуй старшему мальчику, который, плетясь за матерью, с любопытством осматривал балкон, наверняка думая, что там сидеть куда интересней, чем в партере.
Слезы уже вырвались наружу, стекая по щекам к подбородку. Он наклонился, будто что-то уронил, а сам судорожными движениями стал выдергивать платок из кармана, но бурные овации зрителей еще больше подхлестнули его эмоции, сдержать которые было уже невозможно.
Игорь приложил платок к глазам, с ужасом осознавая, что выкинул Алекса из своей жизни как надоевшую игрушку, что по своей воле убил их с Леной ребенка, что он каждый раз отворачивается, когда Лена с тоской смотрит на чужих малышей, а на ее твердое, но слепое мнение, что всех откуда-то появившихся в наше время извращенцев, добровольно предающихся противоестественным утехам, о которых она знала исключительно из телепередач, нужно изолировать от общества и отобрать у них детей, он охотно соглашался.

Аплодисменты стихли, публика стала расходиться, а Игорь не смел шевельнуться, усилиями воли останавливая новый поток слез.
- Что с тобой, милый? Ты... Игорь! - Леночка с испугом посмотрела на мужа, обернулась по сторонам, выискивая возможную причину нестабильного состояния мужа.
- Это все музыка, Лен... растрогала, - нелепо оправдываясь, Игорь пытался успокоить ее. - Такая мощь, сила, глубина...
Он замолчал, а она нежно гладила его плечо, не торопя выходить из зала.
- Тебе так понравилось? А я боялась, что ты улизнешь после антракта. Ты знакомого встретил?
- Нет... Я ошибся, - сухо ответил он.

Они одевались последними, ничего не обсуждая, и только выйдя на улицу, когда Леночка протянула перед собой ладошку, чтоб понять, моросит ли дождик или нет, Игорь привлек ее внимание, показав на афишу.
- Что, дорогой? - Она раскрыла зонтик, закрывая их обоих от дождя. - Страсти по Матфею. Да, это оратория Баха. А что такое?
- Давай... возьмем билеты. Надо обязательно послушать. Еще раз... И купим тебе красивое платье. А я надену свой выходной костюм.
Леночка с неприкрытым изумлением посмотрела на Игоря, и в ее глазах сверкнули яркие блестящие искорки. Похожие на вспышки далекого январского фейерверка.

 Отправлено: 02.03.23 21:13. Заголовок: Это прекрасно, автор..

Это прекрасно, автор. То, что Вы написали, - это просто очень прекрасно! Да, это Ваша Тема, Ваши герои, такой узнаваемый Ваш мир тонких созвучий, соединений – настоящего и прошлого, простоты и сложности, музыки и слова, радости и грусти, реальности и фантазий. Всё на контрастах, но не разделяющих, а объединяющих. И грусть от несовершенства такой, в общем-то, короткой человеческой жизни, в которой считающееся запретным столь прекрасно, как фейерверки, что ослепительно красивы, но подходить к ним близко нельзя. И Аленький, в его красной куртке, с его до болезненности сложным внутренним миром, как фейерверк, но и Лена, с её пониманием и нежной любовью, - тоже фейерверк. Всё ценно и значимо, но бесконечно жаль – и в этом природа жизни, - что разделено, не может существовать вместе. И вынужден Игорь, как тот евангельский Пётр, трижды отрекаться от того, к кому внутренне рвётся, отделять себя от того, что стало частью его души. В основе сюжета – этот неразрешимый конфликт.

В сюжете очень много эмоциональных сцен, что просто на разрыв, например, прощание Игоря и Алекса: жуткое горе, выхлёстывающееся в ударах рукой по стволу.

Интересны все герои рассказа – и главные, и второстепенные. Все наделены своей уникальностью, индивидуальностью – не только Игорь, Алекс, но и отец Саши, Лена, да даже дети Александра, у каждого из которых тоже свой характер. Игорь и Алекс – абсолютно разные, но эта их разность как две стороны одного целого.

Музыка – отдельный герой рассказа. Все произведения не случайны, они важны для понимания настроений героев, их всё более усложняющихся отношений.

Язык рассказа очень хорош. Такое умение создать Словом эмоцию не часто встретишь.

Соответствие теме абсолютное: край не просто назван, он показан, обозначен, он становится ближе, он – в болезненности встреч-фантазий, он в смене ремня на скакалку, а потом на пряжку, но главное он во всё более завораживающем действии личности Алекса на Игоря. И вот появляется образ пропасти, куда Игорь мог был сорваться. Но не сорвался, однако какой ценой – и для Алекса, и для него самого. И всё равно будет этот край всегда притягивать – достаточно одной случайной встречи.

 Отправлено: 02.03.23 21:30. Заголовок: "Сто тридцать дн..

"Сто тридцать дней несбывшейся мечты" в исполнении Никиты?.. 🧐

 Отправлено: 05.03.23 13:08. Заголовок: Демонический текст. ..

Демонический текст. Автор, серьезно. Это такое, что уже не во власти канона, а живет своей жизнью.​
Поначалу увяз. Описание концертного зала​ ​ и отношения Игоря к классической музыке путанное и избыточное, и даже несколько покоробили все эти скрежеты, хаотичные звуки, истеричные взвизги скрипок… Люблю, знаете ли, классику, Рахманинова вот особо, и подумалось: если человек не понимает и не воспринимает оркестровое исполнение, виноват ли в том композитор? Нет, конечно. Так к чему такие точечные акценты, и о чем​ ​ тут вообще?​
Но дальше автор словно сам входит во вкус, дает ретроспективу и​ ​ настолько увлекательно закручивает сюжет, что оторваться от чтения невозможно. Язык становится легким и объемным, живым, рисующим удивительный, яркий, контрастный внутренний мир героев.

История Игоря и Алекса, начавшаяся с простого жеста, кажется, была придумана кем-то свыше и не могла не случиться; едва оказавшись в одном пространстве,​ ​ противоположности стремительно потянулись друг к другу.​
И действительно, образы героев настолько контрастны: неврастеничный взбалмошный Алекс, придумщик и манипулятор, виртуозный игрок в жизнь и основательный, немного скованный Игорь, - что, казалось бы, общего между ними может быть? Но Алексу для реализации всех его забав как раз и нужен такой - добрый, доверчивый, способный к состраданию, а Игорь, судя по всему, просто влюбляется, если не сказать больше - попадает в зависимость. Скромный деревенский Игорь, напичканный стереотипами и​ ​ опасениями типа «смотри, городские все ушлые, облапошат в два счета», примеряя на себя новую роль, постепенно вживается в неё и, возможно, даже испытывает потребность пороть Алекса, но все ж таки я склонен думать, что в первую очередь Алекс привлекателен ему как личность, как образец внутренней свободы и раскованности, вседозволенности и способности добиваться своего любой ценой. Вот и Игорем он крутит, как хочет, действительно как волчком; играя разные роли, так или иначе получает нужный ему результат. Но, тем не менее, подводя повествование к кульминации, автор дает нам понять, что Алекс для Игоря все ж таки нечто чужеродное, иное и кратковременное, несмотря на надрыв, на высокий градус их отношений, потому он так легко и отказывается от него, выбирая традиционное, как только в жизни появляется Леночка. Отказывается и забывает о своем Алексе на долгие пятнадцать лет.​
Сцена прощания Алекса и Игоря очень яркая, автором отлично показана и внутренняя борьба Игоря, и продуманно-показательный акт самоистязания Алекса. И если Игорь действительно переживает, не предает ли своего друга, не оставляет ли его в одиночестве в трудный момент, то о чем сожалеет Алекс? Отчего-то мне думается, что он сожалеет о том, что оказался выставленным за дверь слишком рано, ведь наверняка у него в голове было ещё много сценариев, и не известно, до каких крайностей он готов был дойти, «искупая свои грехи и грехи человечества». Порка на распятии? Не исключено.
Но что мы видим по прошествии пятнадцати лет? Игорь, встречая Алекса, вспоминает их отношения во всех красках, словно все было вчера, и вроде бы даже сожалеет, что когда-то оттолкнул его. Алекс же, напротив, четко дает понять, что возобновление не возможно. Но, думаю, если бы Алекс хоть намеком дал Игорю надежду, тот, не раздумывая, кинулся бы в эту связь, как в омут.
Интересен образ отца Алекса и его позиция «чем бы дитя не тешилось», а по-хорошему если, парня, наверное, подлечить бы не мешало.​
Но, на мой взгляд, Игорь всё-таки не соответствует заявленному возрасту. Они практически ровесники в начале рассказа, а разница в поведении тянет лет на двадцать. В сцене же встречи они в том возрасте, когда разница в пару лет вообще не заметна, но ощущается юность Алекса и тяжелая зрелость Игоря.
Что касается тематичности - да, и очень. Сама тактика входа в Тему - от первых робких попыток до проработанных глубоких сценариев, смена девайсов по нарастающей силе воздействия, а главное постепенное, но неизменное вовлечение героев в мир ни с чем не сравнимых ощущений - всё описано правдоподобно и очень чувственно. То, как Алекс принимает боль, - кротко и с благодарностью, контрастирует с поведением Игоря - вечно сомневается, а стоит ли, но и не обманывается, отчетливо понимая свои реакции.​
Выбранная тематика отработана исчерпывающе. Эта история - действительно хождение по краю, и если Алекс, я не сомневаюсь, сумел бы выбраться в любом случае, то для Игоря продолжение отношений стало бы неизменным полетом в пропасть. Но он находит в себе силы отойти от так манящего края, тем самым спасая себя.
Какова идея, мораль? Сложно сказать. Возможно, очевидное: то, как важно не только руководствоваться рацио, когда делаешь выбор, но и слушать сердце, чтобы после не сожалеть об утраченном.

Спасибо, автор, очень сильная и пронзительная вещь.​

 Отправлено: 06.03.23 12:11. Заголовок: Итак, зрители все уж..

Итак, зрители все уже в зале, звучит диссонансом тихое и нестройное пока ещё многоголосье инструментов, опытные сильные и нежные пальцы предварительно ласкают струны смычками – инструменту тоже нужна своя прелюдия, и зрители готовятся к посвящение в таинство, и вот наконец дирижёр стучит палочкой по пюпитру… Рассказ начался.

Что я могу сказать? Шок. Полный шок от прочтения. Шок от богатства и великолепия этой вещи. Хотя тема не моя, совсем не моя. Но я проникся, как подросток, впервые обнятый и поцелованный женщиной, ей Богу! Читал и не мог оторваться, насколько же здорово написано.

Мне тоже очень нравится Рахманинов, и я почему-то уверен, что слушали они тот самый, 2-й концерт для фоно с оркестром, но при прочтении в голове возникло это. Самая моя любимая часть и мне кажется, что здесь она безупречно ложиться на весь сюжет и атмосферу.


Отношения героев как в этом произведении – тревожны, накал все время нарастает, Алекс ведёт партию – выше, сильнее, потом взрыв, наверное какой-то катарсис или даже мини-смерть и возрождение чуть иного Алекса после каждой порки.
Несколько спокойных аккордов – Игорь приходит в себя, опускается на землю, а потом снова этот юный Дьявол-искуситель является к нему и увлекает то ли в полет над краем, то ли в безудержное падение в бездну.

Если учесть очень говорящее название с упоминанием библейского персонажа, то у меня Алекс ассоциируется с юным милашкой Иоанном. Не раз встречал мнения религиоведов, не зацикленных на каноне, что Иоанн был…ммм…скажем так, с различными девиациями. Не могу и не стану ничего утверждать по этому поводу, такое мнение имеет место быть, и такая ассоциация у меня возникла.

Само начало рассказа уже погружает в атмосферу чувств, эмоций, где не место рацио.
Автор идеально верно создал начальный фон для восприятия своего произведения. Консерватория, место для искусства, место для высокого, для страстей, сфера, где ты отрезан от быта и повседневности. Это сразу настраивает на восприятие, здесь будет все по классике и по красоте.
Скрытый текст

Невольно вспомнилось. Сама атмосфера)

Будет нечто элитарное, а не порки по итогам родительских собраний, за враньё и лень, поздние приходы и прочие банальности. На память пришла фраза из старого советского фильма «Влюблен по собственному желанию» - «вы не ширпотреб, вы индпошив…»

Автор, у Вас и вышло элитарно-высокое искусство рассказа. Наполненное мельчайшими мазками, штришками, оттенками, запахами, звуками, все диезы и бемоли безупречно расставлены на этом нотно-литературном произведении.

Два героя. Поначалу все просто – старший Верх и младший Низ. Мальчишеские эксперименты, возможно, что через них проходило именно так немало мальчишек.
Но Автор рвет шаблоны, Алекс постепенно, исподволь, подчиняет себе наивного и неискушенного Игоря. Подчиняет не грубо, без капли насилия, ласково, с улыбкой, опутывая сетями, словно паук несчастную муху. И Игорь, сам не замечая, оказывается весь во власти этого мальчишки, которого он совсем, по сути, не знает, но который занял собой весь его мир, стал необходимым и нужным. Наркотик, незаметно поглощающий свою жертву.

Вот он близок, миг блаженный,
Тень любимого лица.
И на миг лишь станет тихо
В их тоскующих сердцах.
Кто они и что им надо?
Пить да пить бы сладкий яд.
До утра обнявшись крепко
Так они и простоят. ©

Этот порывистый в движениях, излишне нервный, склонный к фантазиям и путешествиям в другие реальности мальчишка становится и вправду как наркотиком для незатейливого сельского Игоря, впервые очутившегося в таком водовороте страстей и, неожиданно для себя, тоже обнаружившим совершенно странные желания и запретные удовольствия.

Разумеется, поначалу он ведет себя покровительственно по отношению к пацану – ну какого подвоха можно ожидать от подростка, Игорь ведь старше, к тому же это не ушлая городская девица, от которых предостерегала тетушка, чай, не забеременеет Алекс, жениться не будет требовать и алименты не грозят. Мальчишка же, чего опасаться этих странных необъяснимых визитов, дружбы и, надо признать, мягкой, но навязчивости Алекса?

Игорь настолько прост, что даже не замечает Дьявола в деталях: откуда сельский мальчишка, большую часть росший в антисоциальных условиях так тонко чувствует и знает музыку, почему никогда нет никаких следов от, якобы, папиных порок, его непонятный мягкий тон в разговорах с отцом, без тени испуга, да много нестыковок, которые не вяжутся с образом, в котором Алекс себя подаёт. Он убаюкан Алексом. Загипнотизирован. Его навязчивыми движениями рук, жестикуляцией, как у марионетки, управляемой кукловодом, приплясывающей походкой, постоянными перескакиваниями с темы на тему….
Так классически отвлекает внимание зрителей опытный фокусник, пряча кролика в цилиндр, а потом…упс, торжественно извлекая его оттуда.
Чудеса престидижитации!
И шажок за шажком, глоток из бокала за глотком, прослушанный музыкальный концерт за концертом, удар ремнем за ударом – Игорь сам превращается в марионетку, а Алекс в опытного кукловода.

Автор разорвал даже не шаблоны, он мастерски перевернул саму тематическую идею – Верх стал ведомым и безвольным Низом, а последний правит бал и принимает решения. И выхода уже у Верха нет.
Мне кажется, что подходящая иллюстрация. А на самом деле – кто кем управляет? Марионетка дёргается по воле кукловода или, напротив, его пальцы движутся в такт движениям маленькой фигурки?


Образ Алекса выписан просто гениально. Не побоюсь сказать так. Настолько глубоко и полно, чувственно и объемно.
Алекс – двуликий Янус, что был тогда, что остался и во взрослости. Один лик – теплая ласковая улыбка и подмигивание: «Я все помню, мой капитан!», а обратный – чопорный поворот головы незнакомого господина.
Кто то, кажется, упомянул, что образ Игоря мало раскрыт. А по мне – в самый раз. Его особо и нет, этого образа, Игорь прост и понятен, как угол дома, куда его еще раскрывать?

Очень здорово прорисован отец Алекса. Я никак не ожидал такого поворота, добрый, понимающий, принимающий и предостерегающий. Он знает своего сына. Знает его таланты и на что он способен. Но он его сын, и этим все сказано.

Я думаю, что если бы Игорю судьба не послала Леночку, благодаря которой он смог вынырнуть из этого омута, то дело закончилось бы печально. Заходящий в своих играх и фантазиях все дальше и дальше Алекс мог бы докатиться до того, чтобы захотеть стать жертвой в ритуальном убийстве. «Вся наша жизнь – игра!». А опутанный этой сладкой паутиной Игорь очнулся бы от этого гипноза слишком поздно, когда впору рвать волосы над остывающим трупом.
Как в жизни – женщина спасает всегда)

Автор, просто гениальная вещь. Если это тот, о ком думаю, то это твоя лучшая вещь.

Вдогон. Да, по моему мнению, Игорь не соответствует заявленному возрасту. Ему минимум 25 по образу и мышлению. Такой сельский телок 25-ти годков.
Но понятно, что такая фабула, когда взрослый мужик… Кароч, понятно, почему Автору пришлось поневоле ужать формальный возраст Игоря до того, что тот будет совершеннолетним через пару месяцев. Все правильно, включите фантазию, даты и господа и все тогда сложится.

 Отправлено: 06.03.23 18:36. Заголовок: это не рассказ :sm5..

это не рассказ это "Война и Мир" с доп.материалами, комментариями и перепиской редакторов. автор, нужно держать себя в руках! не осилил.

 Отправлено: 06.03.23 21:04. Заголовок: Перечитал два раза. ..

Перечитал два раза. Первый читал кусками в течение дня, но понял, что надо сразу и целиком, иначе пропадает весь полëт.
Реально понравилось, пусть "не моё", но великолепно написано!
Получил огромное удовольствие.
Спасибо, Автор!

 Отправлено: 12.03.23 21:58. Заголовок: Пожалуй, самая яркая..

Пожалуй, самая яркая работа конкурса. Язык не безупречен, и написанное захватывает именно сюжетом. Гениально выписанный Алекс, не менее красочно созданный Игорь, - оба притягивают к себе с первых строк. Их связь - странная и фантастичная, но хочется погрузиться в их пространство и не выходить из него ещё долго после окончания чтения.
Текст, безусловно, тематичен. Таметичен по-хорошему: без жертвенности, без надрывов, без выученной беспомощности. Это ода желанию и страсти, возникшей между двумя.
Здесь уже неоднократно говорили о пагубности связи для Игоря, и я соглашусь, это действительно так. Алекс в своей разнузданности тянет доверчивого Игоря на дно. И в юности, и 15 лет спустя. Хорошо, что Игорь понимает, куда ведут эти отношения: к краю пропасти. И находит в себе силы отказаться от Алекса, каким бы сильным не было притяжение.
Супер, автор👍

 Отправлено: 18.04.23 10:05. Заголовок: наконец осилил данну..

наконец осилил данную повесть. сильно . многопланово. и тема абсолютно моя поэтому скажу...
главное отличие от других рассказов конкурса да и вообще подавляющего количества произведений на эту тему - добровольность порки, её желанность. причём в достаточно крайних, игровых проявлениях. маленький, но хитрожопый мазохист-манипулятор Алекс, втягивает невинного Игоря в круговорот им сгенерированных страстей. в какой-то момент никакому Игорю подворачивается эта баба и он под благовидным предлогом соскакивает, внутренне тоскуя по несвершившемуся. конец истории. но не конец драмы, которая, как известно, вечна

очень любопытен отец Алекса. так и хочется вернуться к дискуссии "должны ли родители помогать детям-мазохистам в их несложных потребностях?" . но не все могут. и 95% родителей на месте отца Алекса поступи ли бы по-другому и неправильно. а отец Алекса здесь просто красавчик

Игоря, конечно, развратили. но ему вроде понравилось? или нет? струсил? а почему тогда тоскует? жизнь его в любом случае будет теперь тянутся "кривыми, глухими окольными тропами". то что он заставил жену сделать аборт, который привёл к бесплодию - существенный момент, подчёркнутый автором.

вот как дальше жил Алекс - интересно . понятно, что трус и предатель Игорь ему не нужен. теперь он наказывает искусством свою семью. такие милые детки...
как он познакомился с супругой? есть ли у него кто-нибудь ещё? можно продолжение-пиквел написать

убеждённость комментаторов, что дальнейшая дружба Алекса с Игорем должна была закончиться падением в "пропасть", не разделяю чисто из опыта. таких пар достаточно. связывают ли их юридические обязательства - не суть важно

а вот играть на религиозную тематику нельзя. верующий вы или нет - не важно. просто НЕЛЬЗЯ! кармические последствия наступают практически сразу.

ещё раз спасибо автору за шикарное полотно

 Отправлено: 18.04.23 22:47. Заголовок: Skabi4evskij, ну не ..

Skabi4evskij, ну не зря я зашел да так вовремя)
Очень рад, что осилили и особенно приятно, что тема оказалась Вашей).
Спасибо большое за отзыв и высокую оценку!)

Skabi4evskij пишет:

цитата:

так и хочется вернуться к дискуссии "должны ли родители помогать детям-мазохистам в их несложных потребностях?" .

К сожалению, не помню такой дискуссии) Но вот как бы я поступил на месте отца Алекса, правда, затрудняюсь ответить. Скорее потому, что и думать о таком не хочется. Благо, не попал в подобную ситуацию) Ну вообще мне позиция отца Алекса близка и понятно. Потому так и сочинил.

Skabi4evskij пишет:

цитата:

а вот играть на религиозную тематику нельзя. верующий вы или нет - не важно. просто НЕЛЬЗЯ! кармические последствия наступают практически сразу.

Охотно соглашусь. Но все же игр на религиозную тематику, как я помню, у них не было. Алекс, впечатленный прослушанной музыкой, захотел через себя пропустить хоть малую часть Его страданий. Конечно, по сути и на полшага не приблизясь к ним. Высокомерие и гордыня - так можно рассмотреть его порыв. Но в искренность помыслов поверю.

Nemo, особенно приятна высокая оценка, когда комментатор подчеркивает, что тема не его) Спасибо!
Впрочем, здесь для многих участников тема оказалась неблизкой, но тем не менее, прочитав отзывы к этому рассказу, самому хотелось плакать от счастья)
Хоть много сказано приватно, но еще спасибо вам, дорогие irra, Сталкер, МК, Стэн Марш, spesh! И не только за отзывы)

 Отправлено: 19.04.23 06:53. Заголовок: Никита пишет: К сож..

Никита пишет:

цитата:

К сожалению, не помню такой дискуссии)

данная тема поднималась на "коричневом".

цитата:

Алекс, впечатленный прослушанной музыкой, захотел через себя пропустить хоть малую часть Его страданий.

дык это и есть...