|
Отправлено: 08.05.22 15:38. Заголовок: Цвет сорной травы
Цвет сорной травы
Левушка, что есть мочи, улепётывал вдоль по улице, сверкая чумазыми пятками. Вслед за ним из ворот вышел, ковыляя и опираясь на самодельную трость-палку, сгорбленный старик. Чертыхаясь и время от времени потрясывая сухим кулаком, он подошел к калитке соседского дома и крикнул:
-Ленька, эй, Антоныч, слышь? Опять твой паразит все ягоды у меня побрал! Да уйми ты уже своего чертяку, пока я его палкой по хребтине не огрел! Или вон, Саныча, участкового позову – пущай он с ним разбирается! – от негодования все тело его тряслось, а голова, нахлобученная кепкой, раскачиваясь из стороны в сторону, производила впечатление кипевшего котелка.
- Чего шумишь, Макарыч? Ну, поел малец ягод, да разве жалко? Тебе-то они на что? Все одно сгниют, - навстречу ему из глубины двора вышел высокий седой мужчина лет 65.
- А пусть и сгниют, а ты ворюгу растишь! – не унимался старик.
-Ну ладно, ладно, будет тебе. Ну, хошь, своих ягод тебе отсыплю? Возьмешь чтоль? – чуть насмешливо отвечал он, с прищуром глядя на не унимавшегося за забором соседа.
- Тьфу ты, чертово племя! Да иди ты! – Макарыч досадливо махнул рукой и поплелся восвояси, тяжело опираясь на палку и бормоча ругательства себе под нос.
Уже стемнело, когда в сенях послышалось шуршание. Выйдя на звук, Антоныч гаркнул:
- Явился? А ну иди сюда, паршивец! – он наощупь вытащил за ворот рубахи вихрастого мальчишку лет семи и, не обращая внимания на его отчаяное сопротивление, поволок в комнату, прихватив по пути приготовленную загодя и ждущую на стуле своего часа хворостину. Проворно оголив зад вихляющегося Левки, Антоныч замахнулся и вполсилы хлестнул - раз, другой, третий - чуть порозовела полоса на ослепительно белой коже. Помедлив, хлестнул ещё с десяток раз:
-Будешь воровать? Будешь? Будешь?
-Деда, деда, не надо, - пронзительно заголосил мальчишка, изо всех сил пытаясь высвободиться из крепкой мужской руки.
Антоныч отбросил прут, отвесив извивающемуся Левке шлепок по голому заду, от которого ноги того словно сами понеслись вперёд.- Я тебе, чтоб ты мне ещё тут!
Левушка, отстранясь от деда на безопасное, как ему казалось, расстояние, шмыгал носом и потирал нахлестанный задок, глядя на своего мучителя недобро, исподлобья, всем своим видом показывая - ууу, смотри у меня, смогу только, уж хлебнёшь!
-Ешь иди да спать ложись, - смягчившись, Антоныч кивнул в сторону кухни.
Леонид Антонович, а теперь все чаще Антоныч, приехал в Аникеевку лет 30 назад, когда, схоронив в городе жену, в бездетном опостылевшем браке с которой пробыли они почти 15 лет, понял, что не может больше жить там и так, как раньше. Подлатав по приезду старый дедовский дом, он вскоре легко сошёлся с местной ветеринаршей Антониной - женщиной красивой, статной, а вместе с тем добродушной и веселой, которая и подарила ему его любовь, его гордость, смысл всей его жизни - дочку Наташу.
Жили Тоня с Леонидом хорошо, по-деревенски ладно: оба работали в колхозе, вели большое хозяйство, растили дочку, пока однажды, вьюжным февральским вечером, в их дом не постучалась беда.
-Лёнька, Лёнька, скорей, - ввалившись в дом, еле выговаривала запыхавшаяся от быстрого бега соседка Дарья.
-Да что случилось-то? - ошарашено застыл на месте Леонид. - Чего как угорелая?
-Тоня там, Тоня, беги уж, - отдышавшись немного, Дарья опустилась на табуретку у входа и тихонько запричитала, - Как же так, Наташка,ааааа?
Леонид выскочил из дома и меньше чем через десять минут влетел в скромный колхозный кабинет ветврача.
Антонина лежала на маленьком обшарпанном диванчике; посеревшая, осунувшаяся, - она выглядела растерянной и как-то резко постаревшей.
-Тонечка, что? Что случилось? Болит что? – Леонид присел рядом с ней на корточки, осторожно взяв ее руку в свою.
-Ничего, Лёнь, сердце что-то колет, полежу немного, пройдет.
Долго ждали неотложку, потом ехали в кромешной тьме проселочной дороги.
Всю ночь просидел Леонид в коридоре старой районной больницы, в ожидании хоть каких-то новостей гоня лезущие в голову дурные мысли, слушая, как завывает за окном ветер. А ближе к утру вышедший к нему доктор коротко произнес «соболезную».
Через три дня Антонину схоронили, а
Антоныч запил по-черному, заливая «горькой» боль утраты и тоску по любимой жене. Ничто не могло его остановить: ни просьбы дочери, ни увещевания сельчан, ни брюзжание помогавшей по хозяйству соседки Дарьи – жил он словно во сне, убеждая себя не просыпаться как можно дольше, а иногда, окончательно опьянев, плакал и повторял: «Тонечка моя, это я, я во всем виноват».
Утром очередного, ничем не отличающегося от предыдущих двенадцати, дня в дом к Антонычу зашел председатель сельсовета. Был он мужчиной преклонных лет, приземистый, почти лысый, с крупными чертами лица и большими ладонями, выдающими в нем человека в прошлом много и тяжело работающего. Подсев за стол к размышляющему над очередным стаканом спиртного Антонычу, он негромко но твердо произнес:
- Ты вот что, Леонид, завязывай давай с этим делом, - он кивнул на початую бутылку водки, - не то Наталью придется отобрать у тебя. Не гоже девке на твою рожу пьяную смотреть, да и учиться ей надо.
Подняв на председателя мутные глаза и силясь что-то сказать в ответ, Леонид лишь зафыркал, брызгая слюной, шумно выдыхая и иногда издавая похожие на мычание звуки. Председатель ещё несколько минут молча посидел, затем вышел, кинув возившейся с посудой Дарье «проследи тут».
Однако после визита председателя вроде бы находящийся в абсолютном беспамятстве Леонид с пьянством завязал. Постепенно, все больше погружаясь в обыденные домашние дела и заботы о Наташе, он, казалось, забывался да и впрочем втягивался в повседневную жизнь. Наташа росла тихой, скромной покладистой девочкой, радовала отца успехами в учебе, всячески старалась помогать по дому, училась готовить у захаживающей помочь тетки Дарьи. Вечерами сидели они перед телевизором или читали книжку, а иногда -эти были любимыми у Наташи- Леонид доставал толстый фотоальбом в бархатной бордовой обложке и, листая его страницы, обязательно рассказывал дочери одну из удивительных историй прошлых лет. Где правда перемешивалась с вымыслом да и была ли она там вообще, Наташа не знала, но всякий раз, заслушавшись, засыпала на крепком отцовском плече.
Так прошло несколько лет, и тёплым вечером одного из поздних августов, посадив Наташу в полупустой автобус, идущий до райцентра, Антоныч с гордостью обьявил нескольким стоящим на остановке сельчанам: «В город поехала, в колледж, учиться».
Потянулись долгие однообразные одинокие дни. Наташа иногда приезжала по выходным, увлечённо рассказывала об учебе, новых друзьях, жизни в общежитии, о планах летом поехать с подругой Олей подработать в детский лагерь отдыха. Антоныч слушал, улыбаясь, искренне радуясь за Наташу, и старался не обременять ее разговорами о своем монотонном деревенском существовании, отвечая на ее «Ну а ты тут как, пап?», «Да живем потихоньку, чего нам сделается». Он скучал по дочери, но, понимая, что теперь у неё совсем другая, взрослая самостоятельная жизнь, никогда не докучал упоминаниями о редких телефонных звонках и ещё более редких приездах. Первый учебный год пролетел незаметно. Лето Наташа провела, как и планировала: после сдачи экзаменов почти два месяца работала в детском загородном лагере, а оставшиеся дни посвятила разъездам по подружкам и генеральной уборке комнаты в общежитии. Однако с наступлением нового учебного года она также не спешила домой. Заподозрив неладное, Антоныч, было, сам собрался ехать в райцентр и убедиться, что все в порядке, но в один из сентябрьских вечеров в не запертую по деревенской привычке дверь вошла Наташа, держа в одной руке потрепанную дорожную сумку, а другой прижимая к себе маленький свёрток.
-Наташа!- Антоныч был рад и удивлён одновременно. - Как это ты? А чего? Чего не позвонила? Я бы встретил, - спешно взял из рук дочери сумку.- Ну, заходи, ты чего, как не дома. Засуетившись, он не заметил, как Наташа прошла в комнату и, положив свёрток на диван, развернула тонкое одеяльце. И лишь услышав негромкий писк, Антоныч, в недоумении, обернулся. Радостную улыбку сменила нелепо-растерянная:
-Это как же это? - он смотрел то на дочь, то на крошечного младенца на диване. -Как же мы теперь? А учеба? - машинально сел на стул. Наташа, отвернувшись, молча смотрела в окно.
Два дня Антоныч никак не мог найти нужные слова, чтоб начать разговор, да и дочь явно не горела желанием объясняться, неспешно хлопоча по хозяйству.
На третий день утром Леонида разбудил требовательный крик младенца. «Голодный, наверное,»- мелькнула полусонная мысль. Крик не прекращался, и Антоныч, поднимаясь с кровати, негромко позвал: «Наташа, помощь нужна?». Не дождавшись ответа, он прошёл в бывшую когда-то «детской» комнату, где на диване, обложенный со всех сторон подушками, уже навзрыд плакал ребёнок. На стоящем рядом с диваном столе Антоныч увидел записку: «Папа, прости.»
***
-Бабушка?
-Что, мой милый?
-А ты молодая была красивая?
-Красиииивая. Молодые-то все красивые. Ешь, не болтай.
Левушка с удовольствием наворачивал пшенную кашу, заботливо приготовленную для него теткой Дарьей.
-А чего тогда замуж не вышла?-не унимался мальчишка.
-Ишь ты, любопытный какой. - смеясь, отвечала дородная соседка, ласково глядя на Левушку.
С тех пор, как пять лет назад Антоныч остался один с внуком на руках, она практически переехала в их дом, время от времени заходя к себе полить цветы да протопить зимой печь. Своей семьи у Дарьи не было: смолоду ухаживала она за больной матерью, помогая растить младшую сестру, да так и засиделась в девках. Может, потому так и радостно было слышать ей от маленького Левушки «бабушка».
Наташа за все это время приезжала лишь однажды, застав врасплох чинящего рыбацкую сеть отца и внимательно наблюдавшего за ним сына. Молча стояла она чуть поодаль, пока мальчик не заметил ее и не потряс Антоныча за плечо:
-Деда, кто эта тетя?
-Мамка твоя.- Поднявшись, Антоныч взял Левушку за руку.
Мальчик едва сдерживал порыв броситься к Наташе, безошибочно чуя наивным своим детским нутром что-то родное, но то ли горечь, то ли досада в ее глазах заставляли его стоять на месте, крепче сжимая шершавую дедову ладонь.
-Здравствуй, Наташа. Что-то совсем не заезжаешь к нам,- без всякой злобы начал Антоныч, поглядывая время от времени на стоящие за забором красные «Жигули».-Зайдёшь?
-Нет, некогда, - Наташа явно чувствовала себя не в своей тарелке под пристальным взглядом сына. -Папа, я замуж выхожу, приезжай, свадьба на следующей неделе в субботу.
-А там - кивнув на Жигули, хмыкнул отец, - жених? Познакомишь, может?
-На свадьбе и познакомитесь. Конфеты вот, - она протянула мальчику небольшой бумажный кулёк.
Но Левушка, шепча «Пойдём», тянул деда за руку в дом, будто боясь, что «тетя мамка» отнимет его.
На свадьбу Антоныч не поехал. На брюзжание Дарьи «Что ты как нелюдь? Одна ведь она у тебя», отмахивался- «Стыдно. Когда просмотрел?».
***
Левушка рос. Все чаще Антоныч сетовал Дарье - помру- сгинет ведь, кому нужен-то?
Но Дарья всякий раз чертыхалась, подзуживая Антоныча:
-Смотрите на него! Экой выискался! Пацана девать некуда, а он помирать собрался! Вот Левушку поднимем, а там поглядим, есть у нас тут ещё дела какие или пора и честь знать.
Но время беспощадно. Оно не спрашивает «Достаточно тебе меня?», все чаще посмеиваясь над нашим «Сколько же я не успел». И даже если жил ты размеренно, ценя каждую крупицу, высыпающуюся из когда-то гигантских песчаных часов, пощады ждать все же не стоит.
В тринадцатую Левушкину зиму Антоныча не стало. Ушёл он тихо, во сне.
-Что-то заспался старый,- по обыкновению хлопоча на кухне, ворчала Дарья.- Левушка, иди деда разбуди, а то так и обед проспит.
-Дед, - распахнув дверь в комнату, с порога крикнул мальчишка, - вставай! Там бабуля..,- он запнулся на полуслове, испугавшись необъяснимо- странного лица Антоныча. Подойдя, он, было, дотронулся, но моментально отдернул пальцы от холодной, гладкой, как воск, руки.
Будто во сне шли для Левушки события следующих дней: мельтешили какие-то мужчины, женщины, негромко тянули погребальные молитвы бабки-плакальщицы, Дарья, какая-то отстранённая, чужая, вся в чёрном, время от времени подходила к нему, трогала лоб и что-то спрашивала. Мальчик смотрел на неё непонимающими глазами и отвечал, видимо, невпопад, отчего она качала головой и утирала платком то и дело наворачивающиеся слёзы.
Вечером второго дня, когда в доме осталась одна лишь монотонно читающая при тусклом свете лампады старушка, а Дарья возилась на кухне, Лёвушка все же нашёл в себе силы подойти к деду. Глядя в его лицо, он пытался выискать что-то родное, дорогое сердцу, но ничего не выходило, словно был перед ним абсолютно чужой человек.
-Поплачь, милок, - старушка оторвалась от чтения, - поплачь, оно полегче будет.
Мальчишка, будто только и ждал разрешения: заплакал горько, с подвывом, по-детски шумно втягивая воздух ноздрями; плечи его тряслись, слёзы лились «градом», орошая чёрный рукав дедовского пиджака.
Наташа приехала утром в день похорон, о чём-то долго разговаривала с Дарьей, а вечером, когда разошёлся с помина последний народ, сказала Левушке:
-Собирайся, в город поедем.
-Зачем? Не хочу я никуда ехать, я здесь останусь, - возразил, было, мальчик.
Но Наташа была непреклонна: переночевав и наспех попрощавшись с теткой Дарьей, она увезла сына в новую неизвестную жизнь.
Сидя на заднем сидении все тех же красных «Жигулей», Левушка смотрел в спину незнакомой женщины, так неожиданно ставшей его матерью, и всерьёз и не без доли опаски размышлял над произошедшими с ним переменами.
***
Город встретил Левушку приветливо: в новой школе быстро подобрались приятели, в доме Наташи нашёлся для него письменный стол и свободная полка для вещей в шкафу. Вроде бы даже муж матери, Сергей, спокойно отнёсся к появлению Левки, хоть и произвёл на мальчика не самое приятное впечатление при знакомстве.
-Ну, здравствуй, будем знакомы, я Сергей, - мужчина первым протянул руку, буквально «сверля» Левушку взглядом, от которого тому стало не по себе.
-Здравствуйте, - немного стушевавшись ответил на рукопожатие мальчик.
-А это Соня, Лёв, познакомься, твоя сестра, - Наташа представила сыну белокурую голубоглазую девочку лет пяти.- Сонь, а это Лёва, твой брат.
-Блаааат? - округлив глаза, удивленно протянула девочка. - И жить с нами будешь?
-Сонь, покажи Лёве комнату, - прервала грозящий затянуться монолог дочери Наташа.
Комнату, и правда, пришлось разделить с Соней, но Левку это совсем не смущало - он с удовольствием проводил с ней вечера, читая ей сказки, рассказывая хранящиеся в памяти завораживающие дедовы истории, и в обязательном порядке выслушивая ее ежедневный доклад о событиях текущего дня, проведённого в детском саду. Сблизиться с Наташей ему никак не удавалось, да и она сама, казалось, не особо стремилась к этому, ограничивая своё материнство кормежкой, чистой одеждой и редким, в какой-то степени даже дежурным вопросом «Как в школе?». Сергей и вовсе не замечал Левку, ничего не спрашивал, практически не разговаривал с ним и лишь иногда делал замечания, будто специально подчеркивая «у нас в городе..». Левушка проглатывал насмешки, стараясь отвыкать от деревенских своих привычек, хоть и давалось ему это с трудом. Никак не получалось у него найти своё место в чужом ему доме, среди чужих людей. И даже Сонечка, непосредственность и явная симпатия которой хоть и стала для него островком тепла, все равно не спасала от тоскливых мыслей по ночам.
-Лёвочка, принеси попить, пожаааалуйста, - хлопая пушистыми ресницами протянула Соня.
-Сходи сама, я спать хочу, - натягивая одеяло до подбородка, пробурчал Лёвка.
-Ну Лёвааааа, - не унималась девчонка.
«Понятное дело, не отстанет, проще сходить»,- он нехотя поднялся с кровати и вышел из комнаты. На кухне горел свет, и Лёвка, немного помедлив, остановился всё-таки в маленькой прихожей, прислушиваясь к разговору Наташи и Сергея.
-Ты бы хоть посоветовалась со мной. Одно дело на 2 недели, а другое черт знает на сколько, - Сергей был явно раздражён.
-А мне что делать? Куда его деть? Не на улицу же выставить, - тихо отвечала Наташа.
«Обо мне говорят», - догадался Лёвка.
-Да зачем ты его вообще сюда притащила? Жил бы он себе в деревне и жил с бабкой своей. Есть даже по-человечески не умеет, за столом противно сидеть с ним, - не унимался мужчина.
Лёвка почувствовал, как от обидных слов на глазах выступили слезы, но руки непроизвольно сжались в кулаки. Он хотел вернуться обратно в комнату, но неожиданно появившийся в прихожей Сергей, скрутив его ухо, вытащил мальчика
в кухню.
-Подслушиваешь, дрянь? - казалось, не собираясь отпускать Левку, зло процедил Сергей.
Лёвка заплакал.
-Пустите, я за водой шёл, Соня просила. Пустите, больно.
Сергей отпустил ухо, тут же занеся руку для удара.
-Не надо, Серёжа, не бей его,- вмешалась Наташа.-Лёв, иди спать, завтра поговорим.
Лёвка вошёл в комнату и поставил стакан с водой на разделяющий их с сестрой кровати стол. Соня спала.
***
С разговора в тот вечер Сергей перестал скрывать своё явно неприязненное отношение к Лёвке. Замечания, переходящие в оскорбления, а зачастую и в откровенные издёвки, сыпались бесконечно; казалось, в тринадцатилетнем мальчишке его раздражало все: от тембра голоса до просто самого факта существования. Лёвка был растерян: избалованный вниманием и лаской Антоныча и тетки Дарьи, он никак не хотел смириться, да и хоть бы сколько привыкнуть и принять такое отношение к себе. На придирки Сергея мальчишка отвечал, но Наташа обрывала его не терпящим возражений «Лёвка, помолчи»; а в один из очередных скандалов, ответив на ее «Уважай человека старше себя», «Может, мне его ещё папочкой называть?», получил от матери первую пощечину.
Почти три месяца жил Лёвушка в доме Наташи. Отношения оставались натянутыми и, казалось, не хватало всего одной лишь, последней капли, чтоб окончательно испортить их.
Утром в воскресенье, вяло ковыряясь в тарелке с хлопьями, Соня заговорщически шепнула брату «Я сегодня к бабушке иду, на весь день. Мы с ней по магазинам пойдём, она мне обещала новую куклу».
Полдня просидел Лёвка в комнате, а ближе к обеду дверь приоткрыл Сергей и коротко бросил «Выйди, надо поговорить».
Мальчишка вошёл в «зал» и остановился недалеко от двери, выжидающе глядя на Сергея. Сидящие на диване мать и отчим не обратили на Лёвку никакого внимания, увлечённо глядя в телевизор, где в явно претендующей на юмористическую программе под дружный гогот зрителей кривлялся одетый в костюм школьника советских времен мужчина лет сорока. Дождавшись окончания очередной шутки и дежурно посмеявшись над ней, Сергей, щёлкнул пультом, отключив звук телевизора. Повернувшись к Лёвке, он с нескрываемо-наигранной учтивостью спросил:
-Лёва, вчера в прихожей на тумбочке лежали деньги, а сегодня мы не можем их найти. Ты случайно не видел их?
-Нет. Все? Можно идти? - уверенный в своей правоте огрызнулся Лёвка.
-Видишь ли, Лёва, - не меняя интонации и сделав вид, что не слышал ответа, продолжал Сергей, - сумма небольшая, мы вполне можем без неё обойтись. Но ведь, если мы одна семья, мы должны доверять друг другу, так ведь?
Не совсем понимая, к чему клонит мужчина, Лёвка уже не так уверенно ответил «Да».
-Очень хорошо, что ты это понимаешь. Мы с твоей мамой предположили, что ты мог взять деньги случайно, может быть, перепутал, подумал, что твои?- лицо Сергея было абсолютно спокойным, выдавал его лишь беспощадно-насмешливый взгляд, в котором Лёвка безошибочно прочел все получаемое мужчиной удовольствие.- Может быть, посмотрим в твоих вещах? Наташа, пойдём?
Не дожидаясь ответа от мальчика, Наташа и Сергей прошли в детскую.
-Посмотри, пожалуйста, в своих вещах, начни с ящиков, - все также спокойно попросил вошедшего следом за ними Лёвку Сергей.
Тот поочередно открыл и перебрал содержимое всех трёх ящиков письменного стола, школьного рюкзака, книжной полки. Денег не было. Лёвка снова выжидающе посмотрел на Сергея.
-Лёва, кровать, - уже с явной издевкой скомандовал тот.
Мальчишка поочередно откинул и встряхнул покрывало, одеяло, подушку. Из наволочки вывалились две смятые купюры небольшого достоинства. Лёвка побледнел; растерянно посмотрел он на Наташу, прочитав в ее глазах явное разочарование, затем на торжествующе ухмыляющегося Сергея.
-Лёва, что же это получается, ты соврал? Соврал мне, маме, украл,- тон мужчины был снисходительно-понимающим, и все ещё надеющийся оправдаться Лёвка тихо произнёс: «Я не брал». Сергей покачал головой, многозначительно поцокав языком.
-Я не брал, - громче и уверенне, глядя на мать, настаивал мальчик. - Я не брал, скажи ему!
-Ну, - Сергей добродушно улыбнулся, - давайте после обеда поговорим, может, и ошибка какая вышла. Пойдёмте обедать.
Сергей и Наташа вышли, а раздавленный Лёвка так и остался стоять около кровати с подушкой в руках.
Войдя на кухню, мальчик отодвинул, было, табуретку, намереваясь сесть за стол.
-Ещё в моем доме ворье не столовалось, - в упор глядя на Левку, ухмыляясь, произнёс Сергей.
Мальчик в недоумении посмотрел на него, потом на мать.
-Сереж, ну не надо, может, так? - негромко начала, было Наталья.
-Ничего, постоит пусть, подумает, - еду тоже надо заслужить своим поведением и уважением к окружающим, - от наигранного великодушиях Сергея не осталось и следа.
Лёвка стоял около стола, низко опустив голову, лишь бы только не смотреть на ненавистного отчима, который будто плюнул ему в лицо- именно так чувствовал себя мальчик. Но ни жалость к себе, ни обида, а бессильная злоба комком подкатывала к самому левкиному горлу.
Он погрузился в свои мысли и не слушал, что говорил Сергей, пока тот не окрикнул его.
-Чего? - рассеяно переспросил Лёвка.
-Да ничего, с воришками, говорю, разговор короткий у меня. - Сергей поднялся из-за стола, вынимая на ходу из брюк ремень.
Лёвка глянул, было, на Наташу, но та отвернулась к окну, сделав вид, что ничего не происходит.
-Пошли, - проходящий мимо отчим подтолкнул Лёвку в плечо.
В комнату вошли почти одновременно.
-Что делать знаешь или помочь? - сложив ремень вчетверо, мужчина слегка постукивал им по ноге.
-Вы не имеете права, вы мне не отец, никто, - при всей показной уверенности голос Левки все же дрогнул.
-Чего? - Сергей, подойдя вплотную к мальчику, наклонился к его лицу. - А ты имеешь право жрать с моего стола? А жить в моей квартире имеешь ты право? На шее у меня сидеть? Ты кто такой вообще, чтоб рот тут открывать? Ты, червяк, даже матери не нужен, а вздумал тут мне права качать? Давай, штаны снимай, хватит тут обиженного из себя корчить, - мужчина был спокоен по прежнему.
Лёвка держался изо всех сил, чтобы не зареветь, но никак не мог совладать с собой. Конечно, было дело, он и от Антоныча получал «на орехи», но не так уж и часто и всегда по существу, да и дед всё-таки, не чужой человек. Мальчик поднял на Сергея глаза, но, встретившись с его пристальным насмешливым взглядом, снова уставился в пол. Он трусил перед крепким высоким мужчиной, но и просто так показать себя слабаком, сдаться, он не хотел, поэтому решил сопротивляться до последнего.
-За что? Что я сделал? Я денег не брал, - все ещё не глядя на Сергея, еле слышно произнёс он.
-Чего? Чего ты там мямлишь?- теперь уже мужчина точно начинал выходить из себя.
Лёвка вскинулся, в упор глядя на отчима, почти крикнул ему в лицо:
-За что? За что ремнём? Что я сделал? Я не брал деньги, не брал!
-Да ты достал! - Сергей настолько ловко, что Лёвка даже и не сообразил как, согнул его в пояснице, заломив руку, а другой своей рукой сдернул к полу домашние брюки, трусы мальчишки полетели следом. Лёвка сопротивлялся изо всех сил, пытаясь высвободить руку, и когда Сергей вдруг отпустил его, по инерции отлетел в сторону, не сразу поняв всю нелепость своего положения.
-Давай, укладывайся,- мужчина кивком головы указал на стоящее у стены кресло.
Лёвка не тронулся с места; густо покраснев, он пытался как можно ниже опустить передний край футболки.
-Кому говорю?
-Вы не имеете права, вы мне не отец, - тихо, но по-прежнему твёрдо ответил Лёвка.
-Ну, не хочешь по-человечески, значит, будешь враскорячку стоять, - с этими словами Сергей, ухватив Лёвку за шею, с силой потянул вниз, заставляя того встать на четвереньки, и раньше, чем мальчишка успел сообразить, что произошло, зажал его между своих ног.
-Пустииитеее, - безуспешно пытаясь освободиться, захныкал Лёвка.
Сергей, не особо примериваясь к вихляющемуся заду, размахнулся и во всю силу хлестнул - раз, другой, третий - остановился, наблюдая, как на глазах багровеют полосы на бледной мальчишеской коже.
Лёвка взвыл.
Выждав паузу и дав пацану немного успокоиться, мужчина негромко произнёс:
-Стой смирно, если не хочешь, чтоб прилетало, куда не надо.
Мальчишка затих, лишь прерывистое дыхание выдавало его напряжение в ожидании новых ударов.
Подтянув Лёвку чуть вверх за край футболки, Сергей бил сильно, иногда намеренно нанося по 2-3 стежка подряд по одному и тому же месту. Безуспешно пытаясь увернуться от ремня, вихляя задом, приседая, стараясь держать вместе то и дело разъезжающиеся ноги, Лёвка выл, как будто силясь вместе с воплями выплюнуть нестерпимую боль.
Сергей не обращал внимания на крики и бессвязные левкины просьбы, методично нанося удары, оставляющие на тощей мальчишеской заднице перехлестывающиеся следы.
Порка вышла не такой уж долгой.
-Одевайся, хватит с тебя на сегодня. И сопли подотри, ребёнок скоро вернётся, чтоб не смотрела на рожу твою, - немного помедлив, Сергей повесил ремень на спинку левкиной кровати. - Пусть повисит пока здесь, думаю, скоро повторим.
Лёвка почувствовал, как ноют от напряжения руки. Поднявшись, он хотел, было, сразу лечь в кровать, но, вспомнив, что в любой момент может придти Соня, достал из спортивок запутавшиеся в них трусы и надел их.
Через некоторое время в комнату вошла Наташа. Она поставила на стол тарелку с картошкой и чашку чая.
-Поешь.
Лёвка натянул одеяло чуть выше и глубже уткнулся лицом в подушку.
-Не вой, не гонит он тебя, и на том спасибо скажи, - Наташа стояла у кровати, скрестив руки на груди и глядя в окно.
Лёвка оторвав голову от подушки, с отвращением посмотрел на мать:
-Ты зачем меня сюда привезла? Зачем? Отвези меня в деревню обратно, я хочу с бабушкой жить, а не здесь.
-Да с какой бабушкой? - Наташа начинала злиться. - Дарья не бабушка тебе, а тетя чужая. А ты веди себя по-человечески. На себя посмотри: Сергею хамишь, огрызаешься, меня даже матерью не называешь.
-Да какая ты мать, - зло выплюнул Лёвка.
-Ах ты дрянь! - Наташа хотела дать Лёвке пощечину, но попала только по руке. Задумавшись на секунду, она схватила висящий на спинке кровати ремень и, откинув одеяло, принялась хлестать извивающегося, визжащего сына по рукам, ногам, спине, - не особо задумываясь, куда попадёт, повторяя как заведённая:
-Дрянь! Дрянь! Замолчи! Замолчи! Мало тебе досталось? Мало? Ненавижу тебя! Всю жизнь испортил! Дрянь! Лучше бы тебя не было! Ненавижу! Ненавижу тебя! - дыхание ее сбилось, голос переходил на визг; остановившись, она опустила руку, молча глядя на захлебывающегося слезами Лёвку.
Лёвка плакал долго, безутешно, жалея и одновременно ненавидя себя; ненавидя мать и отчима, мечтая только об одном - вырваться из опостылевшего дома.
Обессилев от боли и слез, мальчик заснул.
Во сне он видел деда. Антоныч- высокий, моложавый, каким остался в детской памяти - стоял посреди поля почти по пояс в золотой пшенице и, щурясь от ослепительного солнца, с улыбкой смотрел на внука. Лёвушка снова был пятилетним, он бежал к раскинувшему ему на встречу руки деду и кричал: «Деда, деда, там собака, огромная, деда, забери меня, забери». Но, как часто бывает во сне, приблизиться не удавалось, хоть и бежал, Лёвка, вроде бы быстро, а Антоныч по-прежнему стоял на месте. Внезапно поднявшийся сильный ветер нагнал моментально скрывших солнце грозовых туч, и Лёвка, уже тринадцатилетний, теперь бежал под проливным дождем, крича что есть мочи, но не слыша своего голоса, «Забери меня, деда, забери!».
Спросонья не сразу сообразив, где грань между сном и явью, Лёвка снял прилипшую к спине футболку и перевернул на другую сторону мокрую подушку. Тело немного поднывало, в голове всплывали обрывки сна, перемешанные с событиями вчерашнего дня.
Было ещё совсем раннее утро, Соня мирно спала в своей кровати.
Осторожно, чтобы не разбудить ее, Лёвка вышел из комнаты и направился в ванную.
Наспех, пока не проснулся кто-то из взрослых, он принял душ, и, замотавшись в полотенце, посмотрел на себя в зеркало. Видок был ещё тот: припухшие веки, нижняя губа, видимо, непроизвольно прикусаная вчера, слегка увеличилась; повернувшись полу-боком, мальчишка осмотрел руки и спину: явно больше досталось левой стороне, которой он поворачивался к матери. Проходя через прихожую, он обратил внимание на стоящую на тумбочке сумку Наташи. «Ну, уж раз я все равно ворье», - Лёвка достал кошелёк и вынул оттуда несколько купюр и немного мелочи.
На завтрак Лёвку не позвали, да и ему самому не особо хотелось сидеть за одним столом с Наташей и Сергеем.
-Лёвка, чтоб из школы сразу домой, нигде не шляться, - донёсся из кухни вслед уходящему мальчишке голос отчима.
-Да иди ты,- хлопнула входная дверь.
|
согласен с выше высказавшимися - хочется чтобы рассказ был пообъёмнее, чтобы Лёнька с отчимом подольше пожил. а то новоявленные родители, как-то быстро сдались. что странно даже, когда такую знатную шутку с деньгами придумали 
наверное испугались, когда Лёнька действительно стал воровать - пошло как-то не по плану. 
. и без ремня теперь. одинокий... 
И в чем же именно? Дочку разве что разбаловал - ее хомут себе на шею повесил. Она-то что не справилась с воспитанием собственного ребенка, спихнув его на стариков? Еще до желания "сохранить семью"? 
Решение суда обжалованию не подлежит. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума